– Эй! – Мелроуз возвращается в гостиную и хмурится, увидев меня на диване. – Это мое место!

Она окидывает взглядом разбросанные вокруг меня журналы, один из которых сейчас служит подставкой для моего пива.

– Ты ушла. – Я не смотрю на нее – только на экран.

– Нет. Я ходила на кухню, чтобы попить, зарядить свой телефон и налить Мёрфи воды. Я еще не закончила тут. – Краем глаза я вижу, как она упирает руку в бок. – Саттер, не смей меня игнорировать.

Я подаюсь вперед, упираюсь локтями в колени и стараюсь не сгрызть то, что осталось от ногтя большого пальца на моей правой руке. При этом я упорно не отрываю взгляд от экрана.

– Саттер! – повторяет она еще настойчивее и громче.

– Погоди, погоди, погоди. – Я поднимаю палец, когда Клэй Томпсон забрасывает в корзину перехваченный у противника мяч, завоевывая три очка. – Вот так!

Я вскакиваю с дивана, вскидываю кулак в воздух и, пока идет рекламная пауза, иду на кухню, чтобы взять еще пива… и практически сразу же по возвращении осознаю, что это было огромной ошибкой.

«Не знаю, почему она сказала, будто ей нравится эта сумочка от «Шанель», хотя на самом деле это не так, – вещает англичанка, чье лицо занимает весь огромный экран. – Меня это не обидело бы. Если тебе что-то не нравится, честно скажи об этом, ради всего святого. Но если она не могла быть честной даже в том, что касалось ее свадьбы, следует ли ждать честности в отношении сумочки, верно, дорогая?»

Женщина смеется, трепеща огромными накладными ресницами, и отбрасывает за спину блестящие темные волосы.

Взглянув на Мелроуз, я обнаруживаю, что она свернулась в уголке дивана, сжимая в наманикюренных пальчиках пульт и положив раскрытый журнал на грудь.

– Итак, мы опять? – Я ставлю пиво на кофейный столик и упираю руки в бока с такой силой, что ногти впиваются в кожу. – Мы действительно это делаем?

– Делаем что? – Она морщит нос. Может она и актриса, но я вижу, что сейчас она притворяется дурочкой. Я вздыхаю, но не отступаю.

– Сейчас по другому каналу идет игра. Очень важный матч. И я пропускаю его из-за этого.

– Разве в твоей комнате нет телевизора? – спрашивает она.

– Нет, – отвечаю я. – Это мой телевизор. Единственный в доме. Наверняка твое шоу для домохозяек будут повторять на неделе. А вот матч, который я хочу посмотреть, повторять не будут.

– Да, я проверяла, но эти серии будут повторять только в четверг, а в четверг у меня прослушивание…

– Ну да, значит, тебе не повезло, верно? – Я протягиваю руку и выхватываю у нее пульт.

У нее отвисает челюсть, а я падаю в кресло и переключаю телевизор на нужный канал.

«Кавальерс» снова ведут в счете.

Видит бог, эта девушка приносит мне неудачу.

Мелроуз отбирает пульт обратно.

– Тебе что, двенадцать лет?

– Нет, не двенадцать. Просто я хочу посмотреть баскетбол по своему телевизору.

– Может быть, вы с Ником так и улаживали вопросы, но со мной так не выйдет, – заявляет она. – Тебе нужно было просто вежливо попросить, и я бы, может быть, подумала над этим. Вместо этого ты совсем обнаглел, и поэтому смотреть свою дурацкую игру не будешь.

Я тянусь за пультом, но она прячет его за спину, так, что я не могу достать, а потом переключает канал.

Я встаю и нависаю над ней.

– Слушай, отдай пульт.

Она поудобнее устраивается на диване – моем диване! – и устремляет взгляд на экран.

– Не смей игнорировать меня, – говорю я. – Слушай, хватит играть в эту дурацкую игру. Мы оба – взрослые люди. Это просто нелепо.

– Ты совершенно прав, Саттер, – отзывается она, по-прежнему не сводя глаз с англичанки на экране – та деловито выгуливает своего померанского шпица. – Это нелепо.

– И? – спрашиваю я, снова упирая ладони в бока.

– И в качестве единственного решения этого мелкого спора ты можешь пойти в тот спорт-бар на углу и посмотреть свой матч там.

– То есть?

– Я не могу пойти туда и попросить их включить для меня канал «Bravo», – поясняет она. Я понимаю, что она права, но это не отменяет тот факт, что ее шоу повторяют по телику постоянно и могут даже поставить в программу по запросу зрителей, а вот игру показывают только в прямом эфире и только один раз.

Сжав двумя пальцами переносицу, я делаю глубокий вдох, потом выдыхаю.

– Слушай, ты не мог бы отойти чуть в сторону? – спрашивает она, взмахивая рукой и щурясь. – Ты загораживаешь экран.

Я не двигаюсь с места.

Я продолжаю стоять, где стоял, размышляя, не следует ли мне прибегнуть к низкому трюку – то есть пасть на колени и молить ее отдать мне пульт.

При мысли о том, что я пропускаю сражение между Карри и Томпсоном, моя кровь превращается в лаву, а сердце проламывает грудную клетку.

– Боже, ладно. – Мелроуз поднимается и швыряет пульт на диван. Он несколько раз подпрыгивает, прежде чем упасть на пол. – Если ты собираешься и дальше торчать здесь, словно грустный щеночек, я все равно не смогу посмотреть шоу, так что забирай.

Я оскорбленно поворачиваюсь.

– Я не похож на грустного щеночка.

Мелроуз смеется в нос, уголки ее полных губ приподнимаются.

– Ужасно похож.

Фыркнув, я делаю шаг к ней. Как бы сильно мне ни хотелось посмотреть матч, сейчас это выглядит как утешительный приз, подарок из жалости. Совсем не то, что завоевать его в честной борьбе – складывается впечатление, что она просто уступает мне, как усталая мать уступает ребенку, который непременно требует на обед «бигмак» и сырные палочки.

– Ты что, не собираешься смотреть игру? – спрашивает Мелроуз, указывая на пульт, который лежит на деревянном полу кнопками вниз.

Вот-вот будет перерыв между таймами, и это значит, что у меня достаточно времени на то, чтобы отстоять свою позицию – прежде чем она уйдет в свою комнату, закроется там и начнет готовиться к прослушиванию, переписываться с Ником или чем она там еще занимается.

– Ты знаешь, что я тебя троллю. – Мелроуз подмигивает, запускает пальцы в свои белокурые волосы и собирает пряди в неаккуратный пучок на макушке. Сдвинув резинку с запястья, она закрепляет ею пучок, и подол ее топика опять задирается, открывая загорелый живот. Мой взгляд вновь задерживается на этом великолепном зрелище, и тело предает меня, а потом Мелроуз деловито одергивает топик. – Боже, ты можешь не таращиться на меня хотя бы пару секунд подряд?

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты совсем не умеешь врать. – Она закатывает глаза. – Тебе никто никогда не говорил, что, когда ты врешь, у тебя дергается кончик носа?

Мне ужасно хочется наказать ее за эти слова – наказать поцелуем. Провести пальцем по этим пухлым губам, заставив их умолкнуть. Я бы подождал, пока она не растает, не сдастся мне полностью – а потом ушел бы, оставив ее жаждать продолжения.