Разум кричал, что играю с огнем, но сидящий внутри бесенок, которого этот хмурый бугай не на шутку заводил, умолял отбросить ложный стыд, и хоть на несколько минут превратиться в свою безбашенную сестру Ваську. Что я и сделала, медленно потираясь об ощутимую даже через джинсы выпуклость.

— Я знаю, что ты не спишь, карамель, и советую не двигаться. Я не каменный, а тут чересчур много народа, — хриплый спросонья голос заставил меня дернуться, но сжимающая грудь рука удержала на месте, не дав вскочить и убежать куда подальше, — хотя, если тебя забавляют игры на публику…

Пришлось смириться, засунуть куда подальше смущение, и осознать, что лучшая защита, это нападение.

— Еще чего! Я думала у тебя там. пистолет, и просто пыталась определить его. размеры,

— отмазка не из лучших, но это был максимум моего еще толком не пришедшего в себя мозга.

Притворно вздохнув, я тихо ойкнула, когда этот нахал куснул меня за шею.

— Нормальный размер, стреляет на убой. Еще никто не жаловался, — вот надо было ему упоминать про то, сколько женщин прошло через его постель? Я и так догадываюсь, что не одна.

— Ты свою бандитскую рожу давно в зеркало видел? Пожалуешься тут.

— Ты так об него терлась, что готов поспорить твоя попка с тобой не согласна, — один-один!

Какое все-таки блаженство лежать в обнимку с громилой и обмениваться пикировками. Вот по чему я буду скучать, когда мы вернемся домой.

Сонька с зевком потянулась, и мы с Ратмиром, резко приняли сидячее положение, а все оставшееся время старались друг на друга не глазеть. На лицо громилы вернулась равнодушная маска, а я пыталась не светить своим довольным лицом перед угрюмой Младой, которой, судя по всему, ночью дали отворот поворот.

Постепенно весь наш небольшой отряд, стряхнув с себя остатки сна, устроил снаружи, на свежем воздухе, небольшой пикник, делясь друг с другом остатками сыра, хлеба и попивая противный ржаной кисель.

Ни тебе чая, ни кофе. Не завезли их еще, к сожалению, в одиннадцатый век. Я уточняла.

Омлетом или тостом с яйцом пашот и кусочками авокадо меня тоже не порадовали, зато Ратко из седельной сумки несколько кусочков вяленого мяса достал и мне вручил. Вкуснотища нереальная, хамон и рядом не валялся. Или это просто я такая голодная?

Разделавшись с завтраком, мы начали собираться в дорогу, вот тут-то ко мне и подсел Платон, и закручивая свой длинный ус, весело подмигнул.

— Вижу рыцарь твой обетам своим предан, на женщин внимания не обращает? — что-то в его тоне мне не очень понравилось.

— Ратмир сейчас сосредоточен только на охоте, до праздных развлечений ему дела нет.

— Ну вот и отлично. Значит, ты не будешь против, если я приглашу тебя поехать со мной?

— кажется звук удара моей челюсти об землю услышали все.

— Что? Зачем? — заикаясь прошептала я, не понимая, что происходит.

— Ну, девка ты видная, не при муже, я тоже мужчина еще хоть куда, и обетами ни с кем не связан. Авось что и получится, — мои выпученные от удивления глаза, заставили Платона нахмурится, — да ты не бойся, не буду я руки распускать. Поболтаем, познакомимся. Вреда тебе никакого не причиню.

А правда, чего это я испугалась? Соглашаться, конечно, не собиралась, но и бояться этого типа резона не было. Мы же не одни, и Ратмир где-то здесь.

Я собралась было уже вежливо отказаться, сославшись на свою боязнь лошадей, с которой мне помогает справиться «рыцарь», но тут краем глаза заметила, как этот самый «рыцарь» придерживая за талию Младу, помогает ей подняться на лошадь, как будто без его помощи она бы не справилась. Еще и вместе что — то обсуждают, и улыбочка у нее примерзкая на пол лица.

Рррр!

— А знаете, Платон, а поехали. Я давно мечтала познакомиться с вами поближе, — злобно пробормотала я, не замечая, как от моих слов Захаров чуть лужицей по земле не растекся.

Когда все начали седлать лошадей, Платон закинул свои вещи в седельные сумки, и подозвал меня к себе. Вид его недовольной лошади вновь пробудил во мне уже забытые в объятиях Ратмира страхи, но крепко сцепив зубы, я решила бороться с собой до последнего.

Не успели его руки коснуться меня, чтобы помочь сесть верхом, как позади раздался низкий рык.

— Карамель, тащи сюда свою пятую точку, пока я не перекинул тебя через седло. Поверь мне, такой способ передвижения тебе не понравится.

Испуганно вцепившись в луку седла, я старательно отводила взгляд от головы быстро перебиравшего длинными ногами коня, что вез нас по пыльной дороге уже не первый час.

Почти вся процессия ехала впереди, а мы плелись в самом конце, и я понимала, что Ратмир не ускоряется, только из-за моей фобии, но благодарить его и под пытками бы не стала.

Я обиделась!

Спину все время приходилось держать прямо, чтобы, не дай боги, не соприкоснуться с сидящим позади вербером, который, несмотря на мои протесты, настоял на совместной поездке. Пришлось согласиться, чтобы предотвратить намечавшуюся драку между Захаровым и Ратко, который сам на нее и нарывался.

Так как громилу я всю дорогу старательно игнорировала, а занимать себя чем — то надо было, предпочла болтать со своим внутренним голосом.

«Ехал бы рядом со своей Младой, миловался с ней всю дорогу, я-то тут при чем?»

«Ты и не при чем. Слово свое он отцу дал, вот и держит, как может».

«Но тогда к чему эти утренние заигрыванья?»

«А кто ж его знает? Привычка, поди».

«Рррр, чтоб его блохи покусали!»

Невеселые мысли прервал грубый бас моего спутника, которому, похоже, надоел мой молчаливый протест.

— В чем дело, карамель? Тебя с утра словно подменили. То болтала вчера, не успокоить, то сегодня всю дорогу молчишь и дуешься?

— Я не дуюсь! А если тебе так хочется поболтать, то выбрал бы компанию получше.

Думаю, Млада была бы счастлива, — не получилось у меня обойти стороной набившее уже оскомину имя, да и плевать, пусть думает, что хочет!

— Ты ревнуешь? — не ожидая подобного вопроса, я быстро оглянулась, и успела поймать его лукавый взгляд. Даже нижнюю губу прикусил, чтобы не улыбнуться, но ведь хочет, подлец, по лицу вижу, что хочет!

— Вот еще! Сдался ты мне больно, ревновать тебя. Я может с… — черт, как же его зовут? — Захаром время провести хотела. Познакомиться получше, а ты не дал!

— Его зовут не Захар, а Платон, карамель. И если тебе дороги его зубы и нос, больше при мне о нем не упоминай, — тоже мне, усатый Волдеморт, даже имени произнести нельзя,

— и для ревности нет причин, Млада отлежала ногу и попросила меня помочь ей взобраться на лошадь, вот и все.