сцеплённая память так тщетно выводит

пред мысленным взором

картинки и лица.

Я по́жил и вроде бы

даже неплохо. Хотя это спорно.

Помоги прислониться

к подушке. Вот видишь – одышка.

А раньше бывало: вершина, ледник,

кураж восхожденья – познал ли себя?

Скорее, вот тут откровения больше —

простыня

и старик.

Тоже тело на белом – эдак проще

записывать строчки,

когда вечность горы

уже не имеет значенья в пейзаже.

Я за́жился.

Путаю внуков и правнуков по именам.

Даже из старых знакомых

тех, кто ушел с теми, кто с грехом

пополам

по случаю задержался.

Да… смешалась толпа.

Значит, это неважно. Я не скромный,

последний,

и точно не лучший носитель эпохи,

от которой не осталось ни столпа,

ни морали, чтоб её передать. Я споло хи

вредных привычек, перегной, удобрение, мох

для саженцев детских идей,

чтобы им не мешать – мне пора.

И не в возрасте дело и не в здоровье.

А как всегда у людей —

в замещении правды.

Относительность истин

кладёт на лопатки любого пророка.

Куда уж нам смертным? Не равным.

Извини. Эти сложные мысли.

Прости.

Твоё время

и этот визит —

лучше нам прокутить

на любовь.

На просмотр фотографий,

на разговор не про дом престарелых.

Очень рад, что потрафил,

зашёл.

Ну нагнись, поцелую. Слышишь бой?

Скоро будут кормить. Хорошо

бы не из бумажных тарелок.

Бард:

Он её принимает за внука.

Она же молчит,

сохраняя иллюзию встречи.

Берёт его руку

и гладит по ве́рху ладони.

Он опускает глаза, и расслабленно плечи

его опадают. В тишине лишь дыханье хрипит

на подавленном стоне.

Адель:

Нет, ничем не помочь. Можно время чуть-чуть придержать.

Он хотел до весны.

Что ж, пожалуй, смогу. То не трудный подарок.

Позову санитара.

Пусть покормит. Ему лучше сейчас полежать.

Мало сил,

но хотя бы без жара.

Надо выйти на воздух, проверить, как дома дела.

Но куда подевался же мой телефон?

Неужели сегодня его не брала?

А, наверно, при входе позабыла его.

Бард:

Выбегает из комнаты,

по дороге зовёт к старику санитара.

На полке у двери находит

оставленный там телефон, выходит

на воздух, и полною

грудью вздыхая, застывает на краю тротуара.

III.

Бард:

Покои Малколама на одной из высших сфер.

Он сам в своей привычной форме человека.

С ним Загадор, как обнаженный нерв,

худой и длинный с блёклым

выражением лица,

на чем-то там сосредоточен, неподвижен,

лишь только дёргается веко.

Стол, свитками заваленный. С торца

свисает тело купидона, тот не дышит.

Малколам:

Да, этот купидончик был хорош.

Без промаха вошел, и Гаардвал распался

из ангела опять на две растущие души.

Написано же в свитках: не спеши

нарушить Уравненье.

Однако ж он сорвался —

пытался зна́нье передать тебе и Исабели.

Что, помогло оно?

Загадор:

Не сильно.

Малколам:

Вот-вот, вы сами до всего дозрели,

а Гаардвал напрасно расстарался.

Ну ничего, пройдут века и, несомненно,

он ангелом взойдет из колыбели,

и к нам вернется с именем другим.

Пока же, мы с тобой займемся мором

и всем что с ним.

Что Исабель? Ты с ней на регулярной связи?

Загадор:

Да, конечно, на мой маяк проходят здо́рово

все мысли от неё, немного искаженные от плазмы,

(уж очень слабые носители-лучи)

но я их слышу.

Ей удалось доставить новый штамм

всем густонаселённым странам

в том, нашем бывшем мире, низшем.

Но вот теперь она уже три дня земных молчит.

Я беспокоюсь. Не случилось ли что там?

Малколам:

Я продолжаю чувствовать Адель,

её кручину.

Она переживает очень за людей,

за всех, что к нам восходят, умирая от заразы.

Ты тоже мог бы ощущать

ту боль, когда б не твой маяк для связи

с Исабелью. Адель ещё не научилась не вещать

на всю вселенную свою печаль.

Загадор:

Я вижу, всё работает по плану.

Страданья ангела на фоне новых душ —

приемлемая плата. К нам приходящие они получше,

тоньше, чем-то чище уже,

а смерти раны

оставшимся живым напоминают чаще о душе.

Малколам:

Да, души нового потока не нарушают

Уравненья так, как раньше.

Скорее, подтверждают

весь баланс вселенной.

Адель, она же в доме престарелых,

я так понял, больных и уходящих нянчит?

Загадор:

Да, это так. В отчёте Исабели

последнем, перед тем как замолчала,

она упоминала про Адель,

про все её заботы о стариках.

Ещё она на каждую неделю

давала цифры по смертям, по всей планете.

Малколам:

Да, цифры совпадают эти

с другими данными, что на руках

у нас по поступлениям на этом свете.

И ничего, что цифры небольшие, не это важно.

Ведь главное, что эту страшную

заразу не остановить,

хотя она стремится к замедленью,

но так, чтоб полностью искоренить?

Нет, не удастся.

Загадор:

Она должна сама уйти в грядущем поколенье.

А в этом ты, архангел, прав, – без шансов,

ведь мы всегда пошлём на Землю новый штамм.

Да и мутации

ещё возможны.

Так что, надеюсь, всё же не придется нам

спускаться снова в нижний

мир печальный.

Костер горит, и