плеера, и он узнал этот голос. Все в его голове перепуталось, и ему показалось, что солнце расплавило ему мозги. Вокруг плыло и мерцало кладбище, кругом ходили люди, слышался звон бокалов, гул праздничной толпы в маскарадных костюмах.

Коди был одновременно везде и нигде. Воспоминания разом нахлынули, и, испугавшись, он закрыл глаза, поддаваясь, наконец, усталости.

Его хрупкая фигура одиноко лежала в траве.

Было жарко и дул сильный ветер с равнин, шевеля его кудряшки. Где-то крикнула птица, и Коди открыл глаза. “Плохой ветер, как в Самый Плохой День”, – подумал он.

После долгого лежания на земле у него болела спина, он не чувствовал ног, но не замечал этого. К спине у него прилипли травинки, он вяло обмахивал их рукой, озираясь. Но главное – Адам пропал, Адама нигде не было видно… И кладбище выглядело переполненным. Озираясь, Коди побежал прочь. Его тень медленно волочилась за ним.

Аллилуйя, машина Адама по-прежнему стояла возле паба. Идя вдоль ее корпуса, он чертил пальцем линию в толстом слое пыли. Помявшись, Коди прошел в тихий паб, внизу плохо пахло, и он поднялся в опустевшие комнаты, впервые, может быть, за несколько месяцев, зашел, все же со старой осторожностью, в комнату Джея – завалена бесчисленными безделушками, не музей, а скорее пристанище хлама.

Там на полке, где стояло раньше старое семейное фото: дядя Бо, тетя Марта и Джей, осталась пустая полоска чистого пространства, но его уже начала отвоевывать себе пыль, этот “жир времени”, как говорила тетя Марта. Незаправленная кровать Джея с грязной смятой простыней, пожелтевшие от времени шторы, фигурки лошадей и ковбоев на обшивке кресла, гобелены на стене, фигурки бегущих лошадок на подоконнике. На створке приоткрытого шкафа висел повседневный костюм Джея – клетчатая застиранная рубашка, на ней не хватало пары пуговиц.

Прикрыв шкаф, Коди деловито подошел к письменному столу, осторожно переворачивая бумажки – в основном, непонятные записки на клочках, какие-то чертежи и карты, рисунки лошадей и быков, машин, глянцевый журнал с вырезанными красотками. Он взял его в руки. Девушки, стуча каблучками, посыпались вниз. Он развернул журнал и увидел, что в нем остались только мужчины.

Постояв с минуту, Коди аккуратно положил журнал на место и, шагая по красоткам, прошел к подоконнику, забрал своих лошадок и вышел, прикрыв дверь.

Коди ждал Адама, томился возле запертой машины, но тот не оставил ни записки, ни номера телефона. Прошел день. Наступила ночь.

Приехал и уехал грузовик с продуктами. Коди вернулся с баночками желе и бутылкой колы. Проезжие автомобили изредка заезжали на заправку возле шоссе, но Коди боялся обращаться с насосами и шлангами без присмотра Джея, потому повесил табличку “Не обслуживаем”, и в городок стали заезжать еще реже. Когда мелочь в банке для чаевых закончилась, он начал таскать деньги из заначек Джея, которые он рассовал по всему дому, думая, что Коди их не найдет.

Прошло лето, настала осень. Давно не стриженные газоны заносило мусором и сухими листьями. Подобно кучам листвы, накопились квитанции на почте.

По вечерам Коди подолгу сидел в пустом пабе, включив весь свет на улице и в помещении. Ему стало страшно оставаться в темноте, в скрипучем здании с призраками. Раньше он не обращал внимания на телевизор, но теперь стал интересоваться новостями – не скажут ли чего про происшествие в городе Коди, не видел ли кто Адама?

Но нет, все прошло и казалось плохим сном, да только он плохо спал и совсем не видел снов. Это было видно по его впалым глазам, комбинезон на нем висел, а волосы отросли, в беспорядке окружая тонкую шею.

По радио заиграла бессмысленная и бесконечная поп-мелодия, Коди подумал, что было бы, если бы его жизнь пошла по другому пути? Он бы мог поступить в колледж, может, сейчас кружился бы на танцполе, маша руками в разноцветном воздухе, а потом пошел бы выпить газировки или пива, а потом… а что потом? Он не мог себе представить. Они могли бы уехать с Адамом. Где-то была его мама. Ведь была же она когда-то, не мог же Коди появиться на свет сам по себе? Сложно было представить, что могло бы произойти, если бы он уехал из Коди. Он хмурил лоб в безуспешных попытках.

Привыкнув к размеренной жизни, к листку с поручениями, он не мог представить себе, что он должен делать теперь? Оставшись в одиночестве окончательно. Одно он знал точно – покинуть Коди он не сможет.

“Может быть, когда-нибудь”, – так, храбрясь, говорил он себе, бесконечно играя в одну и ту же детскую смешную игру: доставал школьный рюкзак, укладывал в него свои нехитрые пожитки и, будто бы взаправду, звонил по телефону, заказывая билет. Ложился спать с твердой уверенностью, что завтра поутру уедет. Наутро он разбирал рюкзак, чувствуя большую радость от того, что снова нашлись дела по дому, да и погода плохая, не подходит для путешествий.

Порой он видел, как ужасные черные машины кружат, словно акулы в заводи, по улицам города. Он прятался то в мусорных баках, то в пустых домах, дрожа от страха быть замеченным. Он даже подумывал, не снять ли ему знак-указатель с названием города у шоссе, не позвонить ли по телефону куда-нибудь, чтобы сказать, что в город больше не нужно подавать электричество, что здесь больше никого не осталось. Но тогда бы он выдал себя, да и куда звонить он не знал.

Шагая по раскисшей грунтовой дороге в направлении к шоссе, он терял уверенность с каждым шагом. Посмотрев на облезлую табличку “КОДИ. НАСЕЛЕНИЕ 6 человек”, он остановился, перебирая в уме, кто же тут еще мог остаться, загибая пальцы. Призраков здесь больше, чем жителей. Он, Джей, водитель фургона вроде бы живет в Коди, наверное, у него есть жена, да еще пара пьянчужек на дальних улочках. Они иногда заходили в паб, но брали самое дешевое пойло и никогда не сидели в здании, говорили, что не хотят его видеть.

Когда в городе жило около тридцати человек, когда еще собиралась люди в здании мэрии, они обсуждали, не объявить ли им город неактивным. Грэйсон и Грэк, два брата, заведующие автомастерской, оба с длинными волосами и в засаленных рубашках, активно убеждали остальных не подписывать бумаги по переписи населения.

– Сами подумайте, если город признают неактивным, мы не будем платить налоги, наши деньги будут оставаться при нас, можно делать, что хочешь!

Им возражал старик Дрю, тряся морщинистой рукой:

– Не будете собирать налоги – останетесь без канализации, освещения и