для того, чтобы их найти? Проще припугнуть ее, чтобы она отдала ему все добровольно. Не собирался причинять вред и убил из страха, что его опознают? Или все-таки искал что-то другое, то, о существовании чего Лидия Андреевна вообще не знала, а потому и пугать ее не имело никакого смысла? Снежана снова приободрилась.

Ее собеседница пожала плечами.

– Разумеется, ценности я в пустой квартире не оставлю. Сегодня же вечером заберу, мы с мужем уже договорились. Пароль от сейфа я знаю. Лидочка давно мне его сообщила, именно на случай ее скоропостижной смерти. Деньги на похороны я оттуда и взяла, согласно ее распоряжению. Да и осталось там не так уж и много. Тысяч двенадцать долларов. На пару лет жизни. Так что того, что вы ограбите квартиру, я не боюсь. И Лидочка не боялась. Она вообще относилась к жизни довольно легко, считая, что чему быть, того не миновать. Чего бояться на девятом десятке одинокому человеку, похоронившему всех близких? Совершенно нечего.

Да, с этим постулатом Снежана, пожалуй, была согласна. А двенадцать тысяч долларов… Что ж, бывает, и за меньшее убивают. Но Ирма точно знала, что они хранились в сейфе. И где находится этот сейф. И как его открыть. А значит, опаивать Лидию Андреевну средством, которое не позволяло ей выйти из спальни, даже проснувшись, ей было совершенно ни к чему. И ее родственникам тоже.

– Что же ваш муж сегодня с вами не пошел? – спросила она, ведомая сыщицким азартом. – И дети тоже. Похороны – эмоционально тяжелое мероприятие, а вы все одна организовали.

– Ну, во-первых, не одна, а с Галиной Михайловной. Во-вторых, сейчас так все устроено, что похоронные конторы за тебя сами все делают, только плати, а это, как я уже сказала, не проблема. А в-третьих, помогать мне особо некому. Сын с семьей в Москве живет, дочка здесь, но она третьего ребенка родила, кормящая мать, ей уж на кладбище точно делать нечего, а муж мой месяц назад ногу сломал. Упал на улице, перелом сложный, операция требовалась. Из больницы его уже выписали, но из дома он пока не выходит.

Она снова метнула на собеседницу обеспокоенный взгляд, видимо кляня себя за длинный язык. Снежана прекрасно понимала, какие тревожные мысли блуждают сейчас в ее голове. Вот ведь рассказала совершенно постороннему человеку, что вечером собирается вынести из квартиры хранящиеся тут драгоценности и деньги и по улице понесет их совершенно одна.

– Зять меня сегодня встретит, – торопливо добавила Ирма, подтверждая правоту Снежаниных догадок. – После работы сюда заедет. Покормлю его, а он мне поможет порядок тут навести.

– Да, конечно, это правильно. – Мягко сказала Снежана и потянулась за пирожком, чтобы дать Казанцевой время успокоиться.

Тревожить Ирму и вызывать негативные эмоции не входило в ее планы. Мало ли что понадобится еще уточнить по ходу расследования. Собеседница тоже отвернулась, явно радуясь, что тяготящий ее разговор закончен. Больше в квартире Лидии Андреевны Снежану ничего не держало, поэтому минут через десять, попрощавшись с присутствующими, она ушла домой и первым делом позвонила Лилии Лавровой.

Та к ее необычной просьбе отнеслась с пониманием.

– Конечно, я сдам этот твой шиповник на анализ, – ответила та, выслушав эмоциональный, но четкий рассказ. Снежана умела вычленять главное. – Ты только будь готова к разочарованию, потому что с вероятностью в девяносто процентов смерть твоей соседки действительно вызвана естественными причинами. Ты права в том, что ее родственникам не было ни малейшего смысла ее усыплять, они могли забрать ценности из квартиры в любой момент. А если ищут что-то имеющее отношение к прошлому, то почему ждали столько лет?

– Лиля, я понимаю, что все это выглядит очень странно, и поверила бы, что просто, как сейчас принято говорить, натягиваю сову на глобус, но банка с шиповником и две фарфоровые статуэтки действительно пропали из квартиры. А еще халат. Домработница сказала, что Лидия Андреевна никогда не выходила к завтраку в халате. Она использовала его, только чтобы дойти до ванной, а потом переодевалась в домашний костюм и лишь в таком виде выходила к столу и приступала к домашним делам. Она не могла отправиться в библиотеку в халате, но нашли ее именно в нем. Понимаешь?

– Она могла именно в этот день отступить от своего правила. Решила почитать в постели, потому что плохо себя чувствовала. А у пропажи статуэток может быть очень простое объяснение. Домработница забрала на память, старушка отдала кому-то, кто приходил к ней в промежутке между твоим уходом и ее смертью. В конце концов, тебе она подарила статуэтку, так почему кому-то другому не могла?

– Могла, – уныло согласилась Снежана. – Я понятия не имею, кто к ней ходил. Я вообще все эти годы ею совершенно не интересовалась. Старушка жила как тень. Иногда столкнемся на лестничной клетке, поздороваемся, и все. Если бы не Зимин, то она бы и сейчас ко мне не пришла.

– А Зимин, я так понимаю, эту тему обсуждать не хочет? – Лиля подавила смешок, но Снежана хорошо его расслышала.

Лаврова хорошо знала ершистый характер своего коллеги и друга.

– Нет. А я не могу настаивать. У нас сейчас все… – Она замялась, подбирая подходящее слово. – …непросто.

– Знаю, – вздохнула в трубке Лиля. – Зимин у нас вообще такой, непростой. Ты уж потерпи, Снежанчик. Не бросай его, он без тебя пропадет.

– Не пропадет, – заверила его Снежана. – Ему без меня совершенно нормально. Одной заботой меньше.

– Да ладно тебе. – Лиля снова засмеялась. – Это он просто вид делает, потому что ему, как, впрочем, и всем мужикам, страшно утратить свою самостоятельность и независимость. Все им кажется, что на их свободу кто-то посягает, хотя она и даром никому не нужна. Я же вижу, что он рядом с тобой совсем другим человеком стал. Спокойным, уверенным, внутренне расслабившимся. И видимо, вот эта новизна ощущений его и пугает. Сейчас засел в своей старой квартире, как в берлоге, страдает и упивается своими муками, как когда-то. Страдание – это же наркотик, ты не замечала?

– Нет, – удивилась ее словам Снежана, – я терпеть не могу страдать. Как это может нравиться?

– Да ему и не нравится. Ходит мрачный как сыч, на всех срывается, на совещаниях орет. Но зато привычное ощущение вернулось, а значит, и иллюзия, что он управляет своей жизнью, а не ты ее держишь в своих маленьких ловких ручках. Сейчас наестся этим ощущением досыта и вернется. Ты, главное, дай ему понять, что он тебе нужен.

– Лиль, вот ты сама слышишь, что говоришь? – возмутилась Снежана. – Как он может быть мне не нужен? Он мой первый и единственный мужчина, мой муж, отец моей дочери.

– Во-о-от. Но ты это не мне объясни, а ему. Он считает, что ты на него кинулась в романтическом порыве, потому что он тебя от беды спас. А на самом деле ты его не любишь, просто, когда порыв прошел, воспользовалась ситуацией, чтобы родить ребенка. И Танька – единственное, что он мог тебе дать.

– Чего? – Снежана не верила своим ушам. – Это ты такой бред напридумывала или твой друг в порыве откровенности поделился?

– У твоего мужа не бывает порывов откровенности, – сообщила Лиля с очередным вздохом. – Это я своим умом дошла. Для тебя это бред, а для него жизненная парадигма. Он искренне сомневается, что нужен тебе сам по себе. Ничего примечательного в нем нет, мужик и мужик, не очень молодой, довольно крупный и сильно тяжелый. И в плане веса, и в плане характера. Зарабатываешь ты больше, в его деньгах не нуждаешься, известность у тебя чуть ли не мировая, выставка в Швейцарии скоро, опять же тетушка-миллионерша. Захоти ты, и вообще жить к ней переедешь.

– Да не собираюсь я у нее жить.

– Ну, это ты знаешь, что не собираешься, а он сомневается. Вот уедешь в Швейцарию и Таньку увезешь от него. А почему нет? Маша же так с ним поступила.

Снежана хотела было снова возмутиться, но промолчала. А ведь Лиля права. Как она могла забыть, что после предательства первой жены ее раненный этим муж с трудом доверяет женщинам. Он и ее, Снежану, подпустил близко не сразу. С самого начала искал подвох в ее очевидной влюбленности и в хорошем к нему отношении.

А она в последнее время, положа руку на сердце, перестала предпринимать усилия, чтобы поддерживать в нем уверенность в собственной ценности. Ей казалось, что это очевидно, и потом, у нее было столько дел. Маленький ребенок, бизнес, мама да еще и выставка. А муж отошел на второй план. Стоит ли удивляться, что он снова почувствовал себя ненужным. Старые раны, как известно, не заживают совсем. Так легко сковырнуть корочку, чтобы снова заболело и закровоточило.

– Спасибо, Лиль, – сказала она искренне, – за то, что все это мне объяснила. Я обещаю, что обязательно над этим подумаю.

– Вот и подумай, – согласилась Лиля, – а за