Стоило ли удивляться, что после школы Анечка, единственный ребенок, свет в окошке, поступила в Ленинградский государственный университет и, окончив факультет иностранных языков, устроилась переводчиком в Интурист со всеми вытекающими из этого последствиями в виде турпоездок, валюты и прочих «плюшек». Замуж она вышла по любви, но избранник был ее из тех же кругов, где вращались родители, а потому брак мезальянсом не стал. Муж Анны был физик-атомщик, но так как занимался в основном теоретическими вопросами, то работал не в закрытом «ящике», а в Ленинграде, лишь изредка выезжая в командировки, частенько заграничные. Анна ездила вместе с ним, в том числе благодаря знанию языков.

Она имела, что называется, «чуткое ухо», поэтому любой иностранный язык она схватывала быстро, буквально через пару недель начиная на нем говорить. Немецкий был у нее основным, и им Анна владела в совершенстве, ни один немец ни разу не угадал в ней иностранку. Английским – на уровне синхронного перевода, то есть очень впечатляюще, французский и испанский она изучала сама, пока сидела в декрете с сыном, говорить и читать могла свободно. На бытовом уровне Анна также могла объясниться на арабском и чуть-чуть на суахили.

Такие умения и навыки помогли семье не пропасть даже в перестройку, когда муж временно остался без работы. Потом и у него снова все наладилось, и жили они все эти годы безбедно, а когда муж умер, сын уже достаточно крепко стоял на ногах, да и Анна продолжала даже на пенсии подрабатывать переводами. В собственности у нее имелась родительская трехкомнатная квартира в центре Питера, но жила Анна в основном за городом, в большом и просторном доме сына, поскольку к прочему везению ей и с невесткой повезло. Отношения у них были чудесные. Словом, оплатить частного врача Анна вполне могла себе позволить.

Александра Дмитриевна, которую Анна после первого же визита стала называть Сашенькой, оказалась симпатичной, стройной, прекрасно выглядящей женщиной, на два года старше ее сына и на четыре – невестки. К жалобам Анны она отнеслась серьезно и вдумчиво, не списала их на возраст, назначила все необходимые анализы и обследования, а потом расписала курс лечения и реабилитации на полгода вперед.

К Белокопытовой Анна приходила несколько раз и проникалась симпатией к докторице все больше, поскольку характером та обладала легким, слушала внимательно, советы давала без назидания, а также была достаточно образованной и начитанной, что Анна не могла не отметить и не оценить по достоинству.

Как-то так получилось, что она пригласила Сашеньку приехать к ним в гости, в загородный дом, выходящий окнами на лес, отдохнуть в мокрой, разноцветной, чуть вяжущей тишине сентября. С согласия сына и невестки пригласила, разумеется. Крылся в этом приглашении тонкий расчет, поскольку невестка Ольга в последние месяцы немного хандрила, чуть заметно, сын Павел, к примеру, и не замечал, но Анна своим наметанным глазом это видела и списывала на возраст. Самый неприятный и опасный для женщины, подбирающейся к пятидесятилетию.

Наблюдая за Сашенькой, она таких возрастных изменений и связанного с ними плохого самочувствия не видела, а потому надеялась, что та поделится своими женскими секретами с Ольгой, которая о том, чтобы пойти к врачу, даже слышать не хотела.

– Все у меня в порядке, Анна Валентиновна, – отмахивалась она чуть раздраженно, и в этом тоже виделся симптом, потому что невестка обладала покладистым характером и свекровь любила. – Что вы придумываете-то, право?

Анна же знала, что ничего не придумывает и как-то во время очередного приема поделилась своими сомнениями с Сашенькой, и та подтвердила, что все вышеописанное может быть связано с недостатком гормонов, а в просторечии с подступающим климаксом. Бороться с этим можно и нужно, и Сашенька готова помочь и подсказать, если Ольга к ней обратится.

Не зная, как подступиться к невестке, чтобы ее не обидеть, Анна благоразумно решила, что если гора не идет к Магомету, то Магомет в состоянии прийти к горе, и пригласила Александру Белокопытову в гости на выходные. Та сначала удивилась, а потом согласилась.

– У меня так редко получается за город выезжать, – сказала она. – А вы в таком чудесном месте живете. Практически на берегу Финского залива. Все годы, что живу в Питере, мечтаю о том, чтобы построить там домик. Но моих доходов на это катастрофически не хватает.

– А вы, значит, не питерская? – спросила Анна, больше из вежливости, чем из искреннего интереса.

– Нет, я из Вологды, – ответила Белокопытова, и Анна на какое-то время перестала дышать.

Слово «Вологда» было связано для нее с мучительными фактами, которые Анна предпочла бы никогда не знать. Но так получилось, что узнала. Сын давно, четверть века назад, запретил ей об этом думать, и у нее практически получилось, но иногда, вот как сейчас, случайное слово срывало, как это называл Ремарк, марлевую повязку новых ощущений и впечатлений и дарило незажившей ране новую боль. И новую порцию гнева.

– И давно переехали? – спросила Анна, стараясь дышать ровно, хоть и через стиснутые зубы.

– Давно, после школы в мединститут поступила. – Сашенька смотрела внимательно, взгляд у нее был строгий. – Когда окончила вуз, распределения уже не было, но мне повезло найти работу. Я всегда мечтала в Питере жить. Потом муж вернулся в Вологду, затем мы развелись, так что я осталась с дочкой вдвоем. Квартиру он мне оставил, помогать помогает, но с врачебной зарплаты и алиментов дом за городом не построишь. Анна Валентиновна, что с вами? Вам нехорошо?

– Нет-нет, уже все нормально, – спохватилась Анна. Кинжальная боль, вызванная названием провинциального города, проходила, не нанеся ущерба. Господи, все это так давно было, что даже вспоминать не стоит. – Сашенька, пожалуйста, приезжайте, я буду рада, если вы у нас отдохнете. А если подружитесь с моими детьми, то и просто счастлива.

– А это точно удобно? – спросила Александра Дмитриевна. – Мне бы не хотелось никого напрягать.

– Точно! – заверила ее Анна. – Мой сын, как все программисты, человек довольно закрытый, а его жена совершенно чудесная женщина. Милая и простая. Ко мне периодически приезжают мои подруги, так что подобные визиты никому не в новинку. Дом большой, в нем можно существовать, никому не мешая. Пожалуйста, подарите старухе праздник. Признаться, я вас полюбила.

– Какая же вы старуха, Анна Валентиновна. – Сашенька засмеялась, искренне, заливисто. – Иногда мне кажется, что вы моложе меня. По крайней мере, деятельного интереса к жизни у вас больше. Я уж давно не жду от нее ничего хорошего, а вы полны здорового любопытства, как ребенок, который берет из коробки конфету за конфетой, надкусывая их, чтобы понять, какая внутри начинка.

– Да. Несмотря на свой почтенный возраст, ищу белую помадку, – улыбнулась Анна. – Вы должны помнить, как это бывает.

– Конечно, помню. – Саша снова засмеялась. – Вы знаете, я из врачебной семьи. У меня и родители врачи, причем до сих пор работают, хотя они на два года старше вас, и бабушка с дедушкой были врачами. Так что у нас дома всегда было много конфет. В полном соответствии со старой советской шуткой: «Врачи богаты конфетами с истекшим сроком годности». Так вот сладкое я никогда не любила и конфеты ела только с белой начинкой и надкусывала в коробке все, чтобы найти именно их. Меня за это никогда не ругали, но вспомнить смешно.

– Значит, вы меня понимаете. – Анна лучезарно улыбалась. Неприятный осадок ушел, оставив только искреннюю симпатию к этой замечательной женщине. – Мы с вами одной крови, вы и я.

Так и получилось, что в последнюю пятницу сентября Александра Белокопытова приехала к Анне, Павлу и Ольге Шуваловым в гости, в большой, добротный дом в поселке неподалеку от Сестрорецка.

Трава на огромном участке за сплошным забором из металлопрофиля была еще совсем зеленой. Разноцветные опавшие листья, усеявшие ее, имели вид заплаток и придавали всему газону, подстриженному и очень ухоженному, вид лоскутного одеяла. Идя по дорожке, выложенной аккуратными белыми кирпичиками плитки, Саша то и дело поглядывала туда, на разноцветные заплатки, и Анна видела, ей очень хотелось пройтись по ним, загребая ногами листья.

– Завтра с утра можно будет надуть матрас и полежать в траве, – сказала она заговорщическим тоном.

Докторша посмотрела на нее благодарно, а еще чуть удивленно, словно не понимала, как это у Анны получается читать ее мысли. Они с Ольгой вдвоем накрыли прекрасный стол, не вычурный, но разнообразный и вкусный. Анна и пироги напекла, до которых была большая мастерица. На горячее подали рыбу, свежую треску, привезенную из Мурманска, и все закуски были тоже к рыбе, потому что Анна заранее выяснила, что гостья ее любит. Павел открыл вино, разумеется белое. Оно было дорогое, хорошее. И Анна тоже выпила бокал, хотя вообще-то алкоголь не любила и практически никогда его не пила.

– Вам бы не надо вино, Анна Валентиновна, – предостерегла Саша, – вы сейчас лекарства принимаете, которые с вином не очень коннектятся.

– Да я чуть-чуть совсем, – засмеялась Анна, – я же вообще не пью. Так по языку