Характерно клацнули передернутые затворы.

Омоновцы растерянно теребили пальцами спусковые крючки автоматов, косясь на выставленные по флангам пулеметы и на своих плененных противником товарищей.

Спецназовцы злобно щерились и подрезали на шеях плененных кожу, наглядно, кровавыми подтеками, демонстрируя свою готовность перерезать горла жертвам от уха до уха.

В любую следующую секунду у кого-нибудь могли не выдержать нервы и мог начаться бой.

– Отставить! – что было сил заорал генерал Крашенинников. – Всем отставить! “Стволы” в землю!

Он был весь в крови и был страшен.

Омоновцы, мгновенье посомневавшись, опустили автоматы.

Спецназовцы отодвинули от кадыков ножи.

– Предлагаю разойтись миром. Пока еще можно миром, – сказал генерал. – Порядок будет таков: один – против одного Один милиционер отходит к автобусу, один спецназовец к казарме. Первая пара!

Спецназовец убрал нож и, пятясь и не спуская глаз с противника, отошел к крыльцу. Омоновец с удовольствием пошел в сторону автобуса.

– Теперь остальные…

Честный размен страховали пулеметчики.

– Значит, так, – повернулся генерал к подполковнику Максимову. – Наверное, вы захотите приехать сюда еще раз, если вы надумаете это сделать, то я не гарантирую, что не случится нечто подобное. Или даже худшее, потому что теперь мы будем готовы к встрече. Вы можете согнать сюда дивизию внутренних войск, и они, наверное, возьмут верх, но с вас за такую кровь снимут погоны, а может быть, и голову. Если я вам нужен – я к вам приеду. Если нужны какие-нибудь документы, я привезу документы. А устраивать такое, – показал генерал взглядом вокруг, – устраивать маленькую гражданскую войну – не стоит. Мне кажется, это очень разумное предложение. И хочу надеяться, что все с ним согласны.

Все были согласны. Кроме, может быть, подполковника Максимова. А более всех – бойцы ОМОНа, которые сообразили, в какую авантюру и всего-то за пять ящиков водки они вляпались. Да в сто раз проще те же пять ящиков выколотить дубинками из черных, где-нибудь на первом встретившемся на пути базаре. А тут чуть не зарезали!

Омоновцы быстро, возможно, даже быстрее, чем когда выскакивали, забрались в автобус и, не дожидаясь машины с оперативниками, покатили к КПП.

Оперативники себя тоже долго уговаривать не заставили.

– Поехали, поехали, – тянули они за собой следователя.

Подполковник Максимов злобно взглянул на генерала Крашенинникова и сел в машину.

– Мы еще встретимся! – многозначительно сказал он. Как только машины выехали за пределы части, генерал скомандовал общее построение.

– Первая рота, строиться!

– Вторая рота, строиться!..

Кричали, погоняли бойцов командиры. Часть прямоугольниками подразделений замерла на плацу.

– Все? – громко спросил генерал.

– Так точно, все, кроме боевого охранения.

– Значит, так, сынки – отсюда мы уезжаем. Прямо сейчас и уезжаем. На сборы два часа. Все, что сможем, – забираем с собой, что не сможем – подлежит уничтожению. Первая и вторая роты отвечают за погрузку. Третья рота обеспечивает приборку и маскировку. Всем все ясно?

– Так точно!

– Тогда с богом, сынки…

Когда через день подполковник Максимов снова прибыл в часть, он ее не узнал. Потому что это была совсем другая часть, совсем не та, что он видел несколько десятков часов назад. Полуразвалившиеся, с выбитыми стеклами и снятыми или рассроченными рамами окна, покосившиеся, висящие на одной петле двери, разбитые, частично разобранные заборы, какие-то обломки и обрывки на каждом шагу – полное запустение. Как будто здесь давным-давно никого не было.

– Что это? – спросил вылезший из машины районный прокурор. – Вы же говорили, там воинская часть, люди, оружие.

– Но они были здесь, день назад были!

– Здесь?!. Это же руины!

Вы, наверное, что-то перепутали. Может, та часть в другом месте?

– Я что, идиот? – вспылил подполковник. – Я был позавчера здесь! Был! И разговаривал с бойцами!

Прокурор пожал плечами и сел обратно в машину.

Осматривать территорию смысла не имело, и так было ясно, что там нет ни единой живой души. И что уже много лет нет. Только зря сюда приехали…

Подполковник понял, что опоздал.

На посланный им в Министерство обороны очередной запрос он получил ответ, что воинская часть, квартировавшая по указанному адресу, расформирована три года назад, а недвижимый фонд списан с баланса армии. Возможно, кто-то занял пустующие помещения, но за это Министерство обороны никакой ответственности не несет, так как к этим помещениям отношения уже не имеет.

Что же касается генерала Крашенинникова, то да, такой был, но был уволен из рядов Вооруженных Сил, и, где находится в настоящее время, неизвестно…

На чем возможности подполковника Максимова исчерпались. Продолжать заниматься самодеятельностью дальше было нельзя. Попросту опасно! Он и так уже таких дров наломал… Остается сделать вид, что ничего не было, ни взрывающихся мобильников, ни без вести пропавшего капитана Егорушкина, ни наездов на предпринимателей… ничего. Все забыть и спустить дело на тормозах…

Нет, забыть вряд ли удастся – круги по воде уже разошлись, и рано или поздно они дойдут до начальства. После чего его вызовут на ковер, и придется оправдываться.

Нет, это не подходит.

А если выйти на них сейчас? То… То, конечно, тоже схлопочешь, но уже по другой статье – за чрезмерное служебное рвение. А там как повезет…

Похоже, придется сдаваться. Тем более что другого выхода не осталось. Теперь – не осталось!

Подполковник пододвинул к себе чистый лист бумаги, написал в верхнем правом углу должность, звание и фамилию непосредственного своего начальника, написал свои звание, фамилию и инициалы, перенес ручку на середину листа и крупно, с нажимом вывел слово – Рапорт.

И все, и будем считать, что пути отступления отрезаны, что мосты сожжены!..

Покушение на директора Заозерского завода не прошло даром. Ни для самого директора, ни для возглавляемого им предприятия. Сидящим на проходной и в заводоуправлении вохровцам устроили боевые стрельбы и учения, максимально приближенные к боевым.

Пятидесятилетние бабушки, кряхтя и проклиная судьбу, ползали в телогрейках и повязанных поперек поясниц шалях по пересеченной местности и стреляли из револьверов системы “наган” образца тысяча восемьсот девяносто пятого года.

– И вот это вы называете охраной? – возмущался директор.