– Как он узнал о вашей связи?

– Понятия не имею, – пожимаю плечами.

– Квантан, это очень важно. Если ты сам ему сказал, нам нужно знать о твоих мотивах. Потому что в полиции додумают так, как им будет выгодно.

– Зачем мне сообщать ему? – Я начинаю не на шутку злиться. – И как вы себе это представляете? «Алекс, привет! Я трахал твою невесту»? – взрываюсь я.

Моро и бровью не ведет:

– Ты хотел ей отомстить? Насколько я понял ситуацию: она выбрала его, а не тебя. Ты был зол на нее?

Я с презрением смотрю на Моро и холодно отвечаю:

– Нет.

– Убавь пыл. В полицейском участке тебе будут задавать вопросы в сто раз хуже. Я здесь, чтобы помочь тебе. Уясни это раз и навсегда. И расскажи все, что знаешь.

Дрожащими руками я вытаскиваю сигарету и прикуриваю.

– Насколько мне известно, Мано забеременела от него с одной целью: она хотела, чтобы он женился на ней. И ее расчеты себя оправдали. Он сделал ей предложение. Из того, что я слышал: готовилась масштабная свадьба. Я тоже получил приглашение, но, понятное дело, не планировал посещать данное событие. У нас было несколько свиданий, каждый раз она со слезами рассказывала, какой Алекс говнюк, как он ей изменяет, как она устала от всего этого и что ушла от него. А потом мы трахались. Я был влюблен в нее с тех самых пор, как Стелла первый раз пригласила ее к нам в гости на каникулы. Они ведь одноклассницы, лучшие подруги. Поэтому мне было плевать на все: и на тот факт, что она старше меня на пять лет, на Алекса и мнение окружающих людей. Абсолютно на все. Три месяца назад я узнал, что она беременна. Для меня эта новость стала шоком. Но в тот момент Мано убедила меня, что ребенок не мой, и обещала сделать без шумихи тест на отцовство, чтобы я был уверен. Как он узнал о нас? Я не имею ни малейшего понятия. Я никому не рассказывал о нашей связи. Ни Пьеру, ни Рафаэлю – вообще НИКОМУ. Из короткого разговора на заднем дворе я понял, что Алекс точно отменит свадьбу. Но он не желал никому смерти. А Мано, она впала в дикую истерику… Я никогда не видел ее настолько испуганной. Но, если честно, я видел столько ее истерик, что просто не придал особого значения очередной. Вы уверены, что это попытка самоубийства? Что произошло?

Моро откидывается на спинку стула и стучит пальцами по столу – он нервничает:

– Мы имеем дело не просто с попыткой самоубийства, Квантан. Мано выпила таблетки, которые выписывают женщинам при выкидышах. Для очищения матки.

Я поперхнулся дымом от сигареты. Моро со всей серьезностью посмотрел мне в глаза.

– Именно. Эскалапез намеренно убила ребенка. Лекарство выдается строго по рецепту. Но я думаю, при желании можно подделать любую бумажку. У Мано это желание имелось. Это не был внезапный порыв – она продумала свои действия. Пришла в квартиру Александра, когда того не было дома. После огромной дозировки препарата у нее открылось сильное кровотечение. И нет, она не позвонила в скорую, а осталась истекать кровью. Записки на месте преступления не нашли. Ее мотивы не совсем ясны. Неизвестно, очнется ли она, чтобы поведать миру, что творилось у нее в голове. Поэтому нам нужно тебя защитить. – Моро тушит сигарету и показательно придвигается ко мне: – Знаешь, что мы имеем? Мы имеем двух избалованных парней из чертовски богатых семей и жертву в виде молодой беременной девушки. Даже если беременная – сумасшедшая, общественность и полиция будут искать виноватых, и на их роль, как никто, подойдут избалованные заигравшиеся мальчишки. Так что, если в этом деле есть твоя вина, Квантан, ты должен мне об этом прямо сказать. Тогда я буду решать эту проблему другими способами.

Я всегда знал, что Моро – хитрый и расчетливый человек. Но он отменно скрывает свои эмоции, полностью его разгадать невозможно. От холода во взгляде и того факта, что попытку самоубийства беременной женщины он назвал проблемой, меня коробит, становится не по себе.

– Я виноват, – говорю я честно, – виноват, что не пошел за ней после ее истерики, что не попытался опровергнуть наши отношения перед Алексом… – я запинаюсь, в горле ком.

Я помню, что в какой-то мере испытал облегчение, когда он узнал о нас. Мне было плевать на Мано в тот момент. Казалось, это правильная точка зрения. Я был готов перевернуть эту страницу, забыть и двигаться дальше со спокойной душой. А сейчас я понимаю, что никогда этого не забуду и что не имею ни малейшего представления о том, что будет дальше.

– Оставь этот бред для своего отца. Мы здесь не для того, чтобы обсуждать доблесть, честь и твои благие намерения, которые пошли прахом. Ты намекал ей о самоубийстве? Помогал покупать лекарства? Желал вслух смерти ей или ребенку?

– Нет, – шепчу я.

– Тогда ты не виноват, мальчишка. Она сама раздвигала перед тобой ноги. А после сама проглотила таблетки. Спи спокойно.

С этими словами месье Моро встает, поправляет идеально уложенные волосы и направляется к выходу. Я провожаю его взглядом.

– Держи телефон рядом, я позвоню в течение часа, как только решу, каким будет наш следующий шаг.

Он выходит за дверь. После этого отвратительного разговора у меня на душе мерзко. Я закрываю глаза. В голове одна мысль: «Что же ты натворил?»

Эстель

– Что вы делаете в этой квартире?

Меня всю трясет, голоса нет. Но полицейскому, стоящему напротив, все равно.

– Мы несовершеннолетние. Вы не имеете права задавать нам вопросы не в присутствии родителей или адвоката, – чеканит Марион и с беспокойством глядит в мою сторону. – Моей сестре нужна помощь, у нее шок. Она ударилась головой, необходим врач.

– Что несовершеннолетние в такое время делают в чужой квартире? – ехидно интересуется полицейский, пропуская ее слова мимо ушей.

Я открываю рот, чтобы попросить воды и объяснить, что квартира принадлежит моему брату, но вместо слов издаю лишь писклявый хрип. Марион смотрит на меня испуганным взглядом, затем поворачивается к полицейскому и, не скрывая злости, шипит:

– Слушай, ты, придурок! Я знаю законы! Ты обязан оказать нам первую помощь, мать твою. А если нет, мой отец-адвокат поможет тебе распрощаться с униформой!

Выражение лица полицейского меняется. Подбородок напрягся, и мне кажется, он готов кинуть нас за решетку, но Марион излучает такую уверенность, что даже мне становится страшно.

Через десять минут меня осматривает врач: светит фонариком в глаза, проверяет горло, шишку на голове. Еще через десять минут приезжают родители. Марион берет удар на себя и рассказывает о случившемся. В ходе рассказа я замечаю нестыковку: Мар умолчала о записке, которую сердито смяла в руках. Я ничего не говорю, лишь пытаюсь заглянуть ей в глаза и понять, что происходит. Но она делает вид, что не замечает моего взгляда.

Реакция наших родителей выглядит немного заторможенной. Они переспрашивают Марион раз десять, затем переспрашивают полицейских. После садятся в немом молчании на диван и пялятся в пол.