Развивая навыки в том или ином виде спорта или игре, дети этого возраста активно учатся обманывать. По сути, спорт и игры являются подготовленной почвой для усовершенствования навыков обмана. Например, в таком спорте, как баскетбол или футбол, игроков учат обманным маневрам, включая и зрительные, чтобы дезориентировать соперников относительно направления полета мяча. Карточные игры, такие как акулина, учат детей контролировать свои эмоции и выражения лица, чтобы не выдать расположения акулины. Настольные игры, такие как шахматы и шашки, учат ребенка сдерживать восторг и разочарование в ответ на ходы соперника. На деле опытные игроки умеют подавать ложные сигналы (выражение лица игрока в покер подробно рассматривается в главе 10).

Некорректное правдивое высказывание маленького ребенка может быть забавным: «Бабушка, у тебя такая смешная шляпа!» Ребенок постарше часто не скажет правду в подобных ситуациях. У него уже есть представление о социальных нормах приличия и невинной лжи (обычно они складываются параллельно с порицанием лжи). Ребенка учат не говорить ничего такого, что могло бы поставить другого человека в неловкое положение (включая близких членов семьи), даже если это правда. Дела семьи, такие как секс, деньги и злоупотребление препаратами, — особые области осторожности и обмана. Горе мальчику, который публично выскажется о мамином или папином окрашивании волос! В семье нужно уметь хранить секреты, например, про алкоголизм. В семье с «темными секретами» (сексуальными, физическими или связанными со злоупотреблением препаратами) много сил тратится на обман, чтобы не утратить внешнюю социальную пристойность (Саарни и фон Салиш, 1993). В результате дети втягиваются в двойную бухгалтерию, они прячут часть своих знаний от посторонних глаз, даже если для этого они вынуждены врать. В той или иной степени с этим сталкивается каждая семья, но в большинстве их проблема касается лишь маминой или папиной краски для волос или ссор родителей по поводу того, во сколько обошелся отпуск.

В латентный период дети осваивают эффективную ложь и ищут свое место в обществе. По мнению Мари Васек (1986), психолога, изучавшего развитие навыков лжи у детей, «навыки, необходимые для обмана, используются нами, чтобы быть сострадательными и согласовывать наши действия с чужими. Без них человечество, возможно, не существовало бы».

В этот период вновь обостряется конфликт между правдой и ложью. Психологические стрессы юности (разрыв, половое влечение и сексуальное поведение) порой приводят к расщеплению личности, которое заканчивается патологической ложью как симптомом (Голдберг, 1973). Подростки и их родители иногда затрудняются решить, что говорить, а что скрывать друг от друга. Подростки могут считать родителей лицемерными, порочными или лживыми. В то же время борьба детей за освобождение от родительского контроля и опеки нередко провоцирует скрытность и обман как попытку стать независимой личностью. Некоторые подростки могут слишком остро реагировать на собственный страх перед ложью и притворством родителей и «патологически говорить правду». Иногда это принимает форму крайней скрупулезности, когда подростки начинают знакомиться со своими внутренними регулирующими механизмами. Голдберг (1973), описывая юношество, сказал: «Никакой другой период лучше не демонстрирует, что ложь — такая же неотъемлемая часть человеческого роста и развития, как правда». Дальше он замечает: «Основной переходный момент от юности к взрослости — это понимание того, что открытость часто подразумевает жестокость, а озвучивание своих мыслей — роскошь, которую себе не может позволить ни один взрослый».

Другая задача, связанная с правдой и ложью, определяет этику обмана. Врать хорошо или плохо? Первым исследователем в этой области стал швейцарский психолог Жан Пиаже (1932–1965). Он исследовал склонность детей к вранью как естественную тенденцию, «такую спонтанную и универсальную, что мы можем рассматривать ее как неотъемлемую часть эгоцентризма ребенка». То есть у ребенка проблема лжи заключается в столкновении эгоцентризма с моральными нормами взрослого человека. Пиаже установил, что маленькие дети (около 6 лет) приравнивают бранные (нехорошие) слова ко лжи; врать значит совершать моральное преступление посредством языка. В этом возрасте дети понимают разницу между намеренным обманом и невольной ошибкой, но не разделяют их, считая и то и другое ложью. Примерно в 8 лет дети перестают считать такие ошибки ложью, но ясно понимать под ложью заведомо неверное высказывание ребенок начинает не раньше 10 лет.

Маленькие дети (лет шести) судят о масштабах лжи по ее отличию от реальности, а не по вреду, который она может нанести. Например, дети в этом возрасте решат, что девочка, которая утверждает, что видела собаку размером с корову, бо́льшая лгунья, чем девочка, которая врет о своих школьных оценках. Сходным образом маленьким детям ложь кажется более серьезной, если она сопровождается неприятными физическими действиями (например, если разлить ведро с краской). Также при оценке лжи маленькие дети часто учитывают ее последствия: ложь плоха, потому что за нее наказывают.

Пиаже считал, что к 10–11 годам дети оценивают намерение солгать скорее с нравственной точки зрения, обращая меньше внимания на содержание. Он объяснял эти изменения способностью ребенка отойти от эгоцентричной позиции, которая подразумевает склонность к изменению правды и реальности в угоду желаниям.

Настоящая независимость требует воспринимать окружающих отдельно и признавать истинность необходимой для взаимного уважения и доверия.

Работа Пиаже побудила других исследователей изучать нравственные представления о лжи у детей. Виммер и его коллеги (1985) установили, что нравственное чутье у маленьких детей (4–5 лет) довольно развито по сравнению с их определением лжи. Другими словами, понимание хорошего и плохого в правде сформировано лучше, чем лингвистическая способность определить ложь. Петерсон и его коллеги (1983) показали записанные на кассету примеры, иллюстрирующие намеренную ложь и ненамеренные неправдивые утверждения, полученные от детей 5 лет и взрослых респондентов. В поздних исследованиях подтверждались многие положения работы Пиаже 1932 года, хотя были и отличия. Исследователи пришли к выводу, что маленькие дети резко осуждают ложь, но по мере взросления отношение меняется на более лояльное. Все возрастные группы больше осуждали ложь, мотивированную личной выгодой, чем ненамеренные, ошибочные утверждения. Также исследователи выясняли, что маленькие дети объясняют запрет обманывать карательными санкциями властей, а ребята постарше рассматривают этот запрет с нравственной точки зрения.

Главное отличие между работой Петерсона и его коллег и работой Пиаже заключается в том, что Петерсон выяснил, что развитие отношения ко лжи у разных возрастных групп имеет более четкие этапы и что маленькие дети (в возрасте около 5 лет) способны лучше оценивать личную выгоду и нравственную сторону обмана, чем полагал Пиаже. Эти различия могли повлиять 1) на культуру за более чем полувековой период; 2) на методологические факторы; 3) на интерпретацию данных (например, Виммер и его коллеги (1985) не соглашались с истолкованием данных Пиаже).