хорошо, ветерок создаёшь. Да берёзы мельтешат, качаются.

— Маре расскажу, как ты справился с топором новым, а убьют тебя, унесу обратно его.

— Я тебя скорее им зарублю, курица ты нещипаная, — в небо некогда смотреть, Лешаков рублю, а по тени вижу, тварь нависла где. А Лешаков много, налетели все, один в спину топор воткнул мне, теперь мешается.

Про сеть их я понял заранее, после предчувствия и увидел сам. Смотрю я не только двумя глазами — больше у меня чем пара глаз. Каждая букашка, пташка каждая, что видит, то мне ведает.

А Леший отступает, кружит меня, теперь мы в его лесу, каждый куст помогает ему. Раз — и обернётся деревом, камнем обернётся, зверем малым прошмыгнет под травой. Да медленно оборачивается, вижу я его перемещения. Вот бы угадать, где появится, да и встретить сразу топориком.

В один момент глаза закрыл, хотел с лесом слиться, посмотреть, получится или нет? Вроде по верху иду, по ветвям и листам, не пускает дальше лес, не открывается. Крепко в нём засел Хозяин прежний. Корнями за сердцевину крепко держится.

Слух напряг, почувствовал дуновение, то не с крыльев тот ветер, и не природный он. То бежит Леший, сосед, и на меня замахивается. Уже и свист воздуха слышу, почти у уха. От удара ушёл. Рогом зацепился злополучным. Всё никак не отрастет тот рог, не везёт ему. Чуть зарос, опять сбили его. Ну зато и соседец замешкался. Топор бросил свой, схватил нож, сразу в бок всадил. Взревела морда Лешачая. Я подумал одно, что моя морда ведь почти такая же страшная. Не к месту подумал, чем тогда Гостяту испугал чуть не до смерти.

И сразу почувствовал укол в бок. Отвлёкся сильно невовремя. Одно зло от баб. Хотя к чему эта мысль. Что я медлю, знахарка невиноватая. Лешего ножиком в бок не убьёшь, да топору времени не хватило на замах. Один на земле, второй на цепях. Двинул рукой, цепи обвились, топор в руке зафиксировали. Я пальцами обхватил древко — рукоять приятная, хваткая. И снизу по брюху пропорол его, моего соседа, противника. А у самого в боку уже по два ножа. Боремся дальше, когти в ход пошли. Застряли у меня в шее все. Пришлось рубить лапу Лешему. Теперь топор мне мешается. Послушались цепи, развились, руку освободили мне. Пришлось душить соседушку лапами. Лешаки не подходили его. Сидели, раны зализывали. Ждали, чем драка закончится. Я уж и так и эдак решал, всё ничего не выходило путного. Друг друга мы покалечили. Уже проткнули пару раз сучьями. И это дало идею мне. Пока катались по полянке с ним, сломал я сухое дерево. И как только вышло сподручно, наткнул на него соседушку. Спиной вперед на сук бросил его и сразу тот сук заставил расти. Пророс тот веткой ветвистою, поймал соседа Лешего как в тиски. Но это надолго не задержит Хозяина. Скоро сучок облетит в труху. Я вытянул руку на одной вере, что новый топор в неё прилетит. И знать не знал, будет так или нет, так рассудил, что заговоренный он и должен являться по зову ко мне.

Топор лег в ладонь и обвились цепи. Хотя они сейчас мне без надобности.

Отрубил соседушке голову.

Но этого мало для Лешего. Что ему голова — часть от части его. Он весь лес, он везде всегда. Но сейчас он больше в теле своем. Так надо убить торопиться его. Один раз отпустил — и чем кончилось — сколько уже рублю Лешаков каждый день?

Разрубил ему тело, раскидал по кускам. Сам сел на пень, двигаться сил нет. Смотрю, как Лешаки круг сомкнули, смотрят на меня, приближаются.

— Если подойдёт кто, сразу убью, — я им отвечаю, не двигаясь. — Вы теперь служить будете мне. Пока уходите, свободны все.

Не уйдут, видят, я весь израненный. Целого ничего не осталось нигде. Будут ждать, пока я ослабну совсем и нападут, чтобы добить одного.

Глава 19. Надо возвращаться

Сижу, смотрю, как кровь моя капает, как питает землицу жадную. Долго сижу, нет сил сдвинуться. Все силы потратил на Лешего. А надо двигаться, дело завершить. Надо лес этот присоединить себе. Если сейчас не сделать — значит всё зря. Я тут помру, Лешак займёт место моё. И уже никто не объединит лес, никто не окружит селения. Биться, нечисть, и без меня отобьётся. Подумаешь, чего то сожгут. Если я помру, не всё ли равно, что там будет с той же Гостятою?

Опять лезет в мысли ведовка эта. Так ведь и не появилась в лесу. Неужели так и будет прятаться?

Вернётся её мельника сын, пустит его в дом к себе, или пойдёт к ним невесткою. А в лес ей нельзя, я в лесу.

Посмотрел на землю, вся красная. Это сколько же я тут просидел и сколько тут пролилось кровушки… Тут и моя и другого Лешего. Много в этот раз лес потребовал. Встал я. Тенями отшатнулись кусты. Это Лешаки в них завозились, очухались.

Поднял топор, зажал древко в руке. А второй сам на спину устроился и цепями обвился вокруг меня. Так гляди и задушит Хозяина.

Я тихонько пошёл. Смотрел злобно на всех. Лешаки с пустой головой, а хитрые. Остановился у двух берез, положил ладонь на кору шершавую.

— Это мой лес теперь, — сказал и как мог попытался с лесом слить себя. Не дался лес. Слишком слабый я.

— Это мой лес, — я повторил, и снова до сердца лесного пробиться решил. Увидел себя малой пташкою и волком лесным и змейкою. И выкинуло.

— Мой, мой, не сопротивляйся мне, — снова представил, глаза закрыв. Увидел медведя бурого, он не хотел подчиняться мне, долго боролся, но всё же сдался. Увидел волков серых стаю. И эти не сразу мне поддались. Повторил, что Хозяин я, и завтра приду. Чтобы не пугались они без Хозяина. Чтоб не путались и ждали меня.

Отлип от дерева, пошёл к себе. Как раз источник по пути. Надо в нём искупаться ещё.

Шёл медленно и очень долго шёл. Добрёл кое-как до источника. Оружие, одежда, всё в крови. Прямо так в воду и залез, в эту можно и так. Разводы красные от меня пошли по воде во все стороны. Я зашёл ещё глубже и нырнул.

Лежу на дне и смотрю наверх. А если не всплывать? Пусть всё как есть, как угодно, ведь как-нибудь будет всё равно? Ну кому так надо,