– Контур! – скомандовал кто–то, и рыцарь распростер над нами руки. Голубое сияние разлилось над нашими головами и протянулось до следующего рыцаря, что тоже вскинул руки. И так по цепочке до последней телеги, что уже примкнула к обозу.

– Я ничего не понимаю, – прошептала я. – Кого они опасаются?

– Раз кричали «небо», то это увох. Он единственный из тварей крылатый, – голос Волюшки дрожал. Она непрестанно озиралась, всматриваясь в небо, но оно по–прежнему оставалось чистым.

Увох вылетел из–под моста.

Я сначала не поняла, откуда взялась огромная серая занавеска, вполне могущая закрыть собой сцену Большого театра. Многослойная, она не поддавалась порывам ветра, а направленно летела в сторону крытой повозки, только–только пересекшей мост. Люди помогающие сдвинуть застрявшую телегу, завидев монстра, размахивающего сразу несколькими кожистыми крылами–полотнами, кинулись врассыпную.

– К обозу, к обозу! – кричали обережники – их было слишком мало, чтобы накрыть защитной магией всю дорогу до обоза. А монстр, крутанувшись на месте так, что в воздух взмыла поднятая «крыльями» земля вместе с травой и камнями, ринулся за крытой повозкой, летящей, но не успевающей попасть под защиту армейских магов.

Увох опустился на нее, как опускается простыня на кровать, когда ее застилают в четыре руки – медленно, раздувшись парусом. Обхватил так, словно крепко запеленал. И через считанные мгновения вновь поднялся вверх. И улетел так же беззвучно, как появился. Нырнул в овраг и растворился в его серых стенах.

А телега осталась стоять на месте. Без лошадей и без пассажиров.

– Не смотри, не надо, – Волюшка, накрыла мне ладонью глаза, но я успела заметить, что все в телеге сделалось красным, даже смятые страшной силой дуги, на которые еще минуту назад был натянут полог.

Меня охватило такое оцепенение, что я горазда была лишь дышать. Я не пыталась осмыслить, а тем более оценить то, что происходит вокруг. Плач и крики сделались размытыми и доносились как из–под толщи воды.

Шаманта слезла со своей телеги и направилась к нам. Шла она, будто пьяная, путалась в собственных длинных ногах.

– Ферд так и не вернулся?

Волюшка покачала головой.

– Это была та повозка, куда он ушел пить, – произнесла она и заплакала. – И откуда этот увох только взялся? Говорили же, что всех извели!

– Видела, какой он большой? – Шаманта вытерла уголком платка глаза. – Матерый. Такие только три года назад встречались. Я помню, сказывали, как один из них целый храм накрыл, а там было не менее сотни прихожан. Никто не спасся. Зря герцог большой отряд обережников в Зохан отправил, – рыжая кухарка забралась к нам на скамью. Мы потеснились. – Оставшиеся, видишь, не справились.

– Да кто ж знал?

Запахло дымом. Мы все трое обернулись. Подвергшаяся нападению телега ярко горела. Ее подожгли.

– Мир их праху, – произнесла Волюшка.

Все вокруг двигалось. Обозные кричали и куда–то бежали. Кто в страхе к голове армии, а кто–то назад к мосту, помогать отставшим.

– Что–то я не понял, почему все рыдают? – рядом появился пьяный в стельку Ферд. Он чертыхался, пытаясь завязать тесемку на штанах. – И зачем подожгли телегу?

От истопника так пахло бражкой, что закралось опасение, как бы он сам не загорелся от кружащихся в воздухе искр.

– Дурак! – Шаманта стегнула его своим платком. – Где ты был?

– Так это… Я волшебный шлем примерял. Его еще вчера Гоната у Свистуна за долги забрала. Обещала вернуть, как только тот расплатится, – истопник обернулся назад. Гоната стояла в окружении подруг, а на голове ее сиял… мой велосипедный шлем! – А потом мы перебрались в пустую повозку, у прачек было шумно, туда человек десять набилось. Так и уснули в ней…

– Видать, и в самом деле волшебный, – вздохнула Волюшка, рассматривая пластиковый шлем. – Вас с Гонатой уберег от увоха. Той повозки теперь нет, как и прачек, что в ней сидели.

Ферда стошнило. Он убежал за телегу и долго там кашлял.

Застрявшую телегу так и бросили на мосту. Люди, что не смогли проехать, распрягли лошадей, похватали свой скарб и перебрались в повозки, успевшие миновать опасное место. Опасаясь, что тварь вернется, черные рыцари не разошлись, продолжали следовать вдоль обоза. Соседство обережника теперь, когда он не светился голубы сиянием, не беспокоило.

Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча. Пришло осознание, насколько ничтожен человек перед тварью, вздумавшей насытиться. Все тревожно шарили глазами по небу или оборачивались туда, где еще виднелись брошенные телеги.

К вечеру мы остановились в селении, раскинувшемся у подножия гор. Как выяснилось, впереди армию ждал трудный подъем и перевал.

Возможность умыться в ледяной речушке немного подняла настроение, которое еще больше укрепилось, когда разнеслись приятные для голодного человека запахи: из–под котлов потянуло дымком, густо пахнуло рубленной зеленью и растопленным на огне жиром. Все невольно поглядывали в ту сторону, где рубилось мясо, чистились горы овощей, мылись в огромных тазах злаковые и ощипывались невесть откуда взявшиеся гуси. Активная работа походной кухни не могла не сказаться на самочувствии переживших недавний кошмар: уныние сменилось лихорадочной оживленностью. Живое – живым.

Пока кухня занималась привычной работой, герцог созвал к себе старших по чину и устроил совещание. Остальные тоже не остались без дела: бурно обсуждали случившееся, перетекали из одной компании в другую, пересказывали, строили предположения и отчаянно спорили. Всех волновало внезапное нападение увоха. Я переходила от группы к группе, слушала и старалась запомнить услышанное. Чуть позже сообразила, что можно повесить лямку походного бюро себе на шею, на манер лоточника, и бегло записывать. Конд был прав, вояки хрониста не замечали. Во всяком случае не больше, чем деревенских псов, привлеченных запахом еды.

Весть о шлеме, спасшем Гонату от верной гибели, расползлась по всей армии, и цена на него подскочила до невероятной. Свистун бегал по лагерю в надежде собрать деньги, чтобы немедленно выкупить заложенную ценность. Потеряв то ли в бою, то ли в драке зуб, горе–вояка при разговоре не только присвистывал, из–за чего собственно и получил кличку, но и неуправляемо плевался, чем значительно снижал доброе расположение к себе – ему отказывали, даже не дослушав. В то же время товарки Гонаты подстрекали ее послать Свистуна подальше, оставить загадочный шлем себе и всячески соблазняли, чтобы в следующий раз она выбрала их повозку. Мало ли какие твари повстречаются, а с проверенным оберегом путешествовать всегда спокойнее.

Меня мало интересовало, кому достанется велосипедный шлем: я знала, что магии в нем нет ни на грош и все совпадения случайны. Больше всего меня заботил вопрос, почему армия, отправленная на борьбу с нестабильными порталами, с первой же тварью, что встретилась на пути, не справилась. Не знаю, как они воевали до меня – герцог Э так же нес потери или с ходу побеждал, но впечатление создавалось удручающее. Какие уж тут хроники с описанием подвигов? Только жесть. Только ужас. Представляю, как твари терроризируют население, если армия, увешанная оружием и снабженная кучей магов, не справилась. И просто счастье, что мне не довелось жить в краю, где однажды открылся портал, из которого полезли чудовища.