Но Таэ умирала, а Найя идти не боялась.

– Ни за что не позволю тебе в одиночку унести Таэ на свой корабль, – сказала она, а потом, повернувшись к Этри, добавила: – А после этого потребую подробно объяснить, о чем говорит Стейя.

Модра Этри, негодующая, словно попавшая в сети чайка, покусывала губы.

Все впятером они последовали вслед за скекСа: впереди модра Этри и Стейя, а Амри с Кайланом держались ближе к Найе, которая уверенно шагала, расправив плечи и стиснув зубы. Амри старался походить на нее; он терпеть не мог бояться. Глядя на важно выхаживающую, широкоплечую скекСа, он изо всех сил старался усмирить в своем сердце страх, сжать его словно глину и придать ему какую-то другую форму.

Шли молча. Казалось, что скексис слышит все, что творилось вокруг нее. Молчала даже Тавра, хоть Амри и чувствовал, что она держалась за его плечо так же крепко, как он за рукоять меча.

СкекСа провела их по длинному, уходящему с мыса в океан причалу, расположенному вдали от сифанских кораблей. Они всматривались в бескрайнюю водную гладь, и Амри вспомнил стон, услышанный им, когда они только прибыли в Сера-На.

– Корабля я здесь не вижу, – сказал Кайлан.

– Разве тебя обманули бы твои глаза.

СкекСа вытянула свободную руку, которой не держала Таэ, и из внутренних складок ее накидки возникла рука поменьше – одна из четырех – и бросила на ее ладонь блестящую металлическую дудочку, которую скекСа поднесла ко рту. Над океаном пронесся высокий, протяжный, почти неразличимый звук. Чувствительные уши Амри прижались к его голове, а Тавра от боли впилась в его шею.

Когда звук стих, в ответ раздался рокочущий, низкий стон.

– Этот звук… – изумился Амри.

У края мыса забурлили волны вздымающейся воды. Под бледным светом светящих сверху двух Сестер океан разделился, открывая черную-пречерную шипастую спину гигантского чудища. Они стояли и смотрели, как из воды поднимался колючий панцирь самого большого из всех виденных Амри существ. В лунном свете его панцирь блестел стекающей вниз водой. Весь панцирь был размером с «Омерию», а его обсидиановый цвет контрастировал с яркостью кораллового корабля модры.

Рев становился громче и громче, и наконец обширная голова чудовища вскрыла поверхность моря. Волны накрыли пристань. Существо снова взревело, на этот раз так громко, что у Амри в груди задребезжало.

Вскоре от гигантского панциря чудовища отделилась лодочка, ведомая бронированной шипастой рыбой со светящимися пятнышками на спине. Рыба подвела лодку к пристани.

СкекСа аккуратным жестом, чтобы не потревожить Таэ, пригласила их в лодку:

– Прошу.

Амри не хотел переходить на корабль.

Это был даже не корабль, а живой, дышащий, вздымающийся, стонущий монстр. Но у Амри не было выбора. Вскоре лодочка гулко ударилась о бок чешуйчатой пристани, вырезанной в толстом, обросшем ракушками панцире чудовища. Из-под каждого выступающего из панциря шипа росли водоросли, а в некоторых местах плескались рыбы, которых подъем чудовища из воды застал врасплох.

– Сюда, мои дорогие, – сказала скекСа. Нажав, она открыла чешуйку, за которой оказался большой проем, в который могла свободно пройти ее более чем внушительная фигура. Лордесса вошла, а им оставалось лишь проследовать за ней. Внутренний проход оказался склоном с металлическими поручнями и усиленный раковинами. Амри старательно запоминал путь на случай вынужденного побега. Под ногами и вокруг дергалась и спазмировала плоть, через которую проходил главный путь, в стенах прохода обращались жидкости, и временами тянуло тепловатым густым запахом рыбы и крови. Стеклянные лампы наполняли проход загадочным, нежным золотистым светом. Хоть Амри и не хотелось ходить внутри тела монстра, но его интерьеры он все же рассматривал завороженно.

– Идти недалеко, – через плечо бросила скекСа. – Очень скоро мы поправим здоровье Таэ. Смотрите под ноги, похоже, что уборщики еще не добрались в эту часть коридора, гм-м…

СкекСа, высоко подняв ногу, перешагнула через что-то, лежавшее поперек прохода: этим оказался большой краснокровный червь, маслянистая кожа которого высыхала, даже несмотря на высокую влажность воздуха. По очереди они переступали через умирающего, извивающегося последними судорогами червя.

Кроме умирающего червя, они не увидели больше никого: в сыром и темном корабле не было ни экипажа, ни вспомогательного персонала. СкекСа дошла до расширения в туннеле и несколько раз дунула в свисток. Плоть в стене задрожала, чешуйки и иглы раздвинулись, открывая проход в помещение.

– Добро пожаловать в мою лабораторию.

Судя по высоким потолкам, укрепленным шестами и балками, они оказались глубоко в чреве чудовища. В центре потолка висела большая люстра с золотистыми лампами, светящимися безогненным светом и освещавшими длинные ряды полок с бутылочками, баночками и флакончиками, по другую сторону которых располагалась большая книжная библиотека. По всей комнате было расставлено множество кристаллов, зеркал, линз и других предметов.

СкекСа подошла к заваленному свитками столу и расчистила его одним движением свободной руки.

– Подайте мне вон ту ткань. Сложите как подушку, чтобы ровно положить эту очаровательную головку.

Кайлан и Этри выполнили просьбу. Все встали вокруг Таэ. Теперь кожа сифанской девушки была почти белой, ее дыхание стало настолько слабым, что Амри уже не мог определить, дышит ли она еще.

– Она выживет? – спросил Стейя, почти такой же, как она, бледный – только из-за чувства вины и беспокойства.

– Ей требуется очищение организма и профилактика обезвоживания, – произнесла скекСа. – Вода вымоет токсины из тела, и нужно еще возродить истощенную жизнь.

– Зандир не дал бы такого эффекта, – сказал Амри, – это порошок правды. От него не бывает таких эффектов, как и от нектарного вина.

– Очень прозорливо, мой маленький гроттан-аптекарь. Однако цветок зандира, который, как известно, отпирает ум, является дальним родственником сог-цветия, о чем мало кому известно. В случае совместного их приема пыльца зандира пробуждает плод сог-цветия. В результате образовываются споры, которые вызывают худшие эффекты обоих растений: обезвоживание, падение кровяного давления. И да, открывают ум – весьма жестким образом. Знай об этом Стейя, он наверняка не добавил бы и то и другое в одну чашку.

Стейя отвел взгляд в сторону и прижал уши.

– Я не знал. Я не хотел навредить ей.

– Так, значит, ее все-таки не иссушали, – сказал Кайлан, рассматривая преломляющие линзы на подносе неподалеку. Несмотря на обилие в лаборатории странных приспособлений, выполненных в стиле скексисов, у скекСа не было условий для обуздания силы Кристалла. В такой дали от замка это было невозможно осуществить.

– Об этом я уже говорила, маленький спритон, – произнесла скекСа, шерстя в своих запасах. Найдя большой, в форме пузыря, флакон с пробкой, она продолжила обшаривать запасы, пока не нашла длинную трубку, которую вынула из кучи, словно требуху из падали. СкекСа наконец-то обратила внимание на столпившихся вокруг стола гельфлингов и рявкнула на них: