— Яшка, ты, смотрю, не пил, давай за руль. Тема важная, как раз по тому делу, с человечками встретиться надо будет. Нужно подстраховать меня. — Заметив пьяненькую девчонку, что всю ночь не отлипала от моего друга, Аркадий окликнул её:

— Ленка. Салова, кому говорю! — Проститутка, вздрогнув, уставилась на Аркашу. Я удивился, заметив в её глазах испуг, который, впрочем, исчез после следующих слов:

— Чеши тоже в машину. Подзаработать хочешь?

Та, обрадовавшись, расцвела и метнулась по лестнице наверх — за сумкой, но я притормозил её, ухватив за локоть:

— Где Иван?

— Да спит он, хоть самого трахай — толку-то, нажрался, пьяный…

— Ты базар фильтруй, дура. — Я хотел подняться посмотреть, как там друг, но Иван уже сам спускался вниз. На площадке он едва не упал, но я успел подхватить его под локоть.

Аркадий, увидев, что я веду Ваньку к машине, недовольно поморщился и, процедив: «Ладно, всё равно по пути, забросим», сплюнул под ноги. Я уже начал немного различать состояния Аркадия — сейчас он, несмотря на показную раздражительность, был доволен и в то же время сосредоточен. Таким аферист становился, когда возникала новая тема, касавшаяся больших денег, и такое же состояние было перед тем, как эти «большие деньги» оседали в его карманах — перед самым завершением «темы».

Мы уехали. А на следующий день сообщили — база сгорела часа через два после нашего отъезда, когда веселье уже поугасло и опохмелившиеся гости расползлись кто куда спать. Спаслись немногие — Сергей Сергеич и несколько парней из пехоты. У Сергеича тут же, ещё до приезда пожарных, прихватило сердце — эмчеэсники едва успели доставить его до ближайшей больницы.

* * *

Я постоял немного, выкурил сигарету, наблюдая, как солнце стремительно падает за гору. Вот погас последний луч на вершине и сразу опустилась темнота, но ненадолго — тут же за спиной, выйдя из облаков, мягко засветилась луна, полная, круглая, большая. Я обогнул сторожку, стараясь ступать мягко, неслышно. Прошёл к бетонным столбам въездных ворот, огляделся. Вроде всё спокойно. Повернул назад, намереваясь пройти к остаткам стен основного строения, как вдруг увидел бесшумно несущуюся прямо на меня тёмную массу. Успел сделать два выстрела, но не попал. Не знаю, что это за зверь, но вёрткий, зараза! Я успел отпрыгнуть в сторону. Следующий момент не помню, каким-то чудом оказался у двери в сторожку, зверь нёсся на меня и всей тушей — судя по удару, килограммов в триста — врезался в захлопнувшуюся дверь. Дверь крепкая, выдержала. Я порадовался, что засов сделан по-хозяйски, на века, и смазан. Современный хлипкий замок вылетел бы сразу! Дверь открывалась внутрь, иначе у меня не было бы времени рвануть её на себя. Ещё пара ударов, и всё стихло.

— Что за свинья там хрюкает? — спокойно поинтересовался Петро, присаживаясь к столу. — Кабана спугнул, что ли?

— Я, Ботаник, в отличие от тебя, зоологией не интересуюсь и что за зверь там бродит — не знаю. Не разглядел. Едва ноги унёс, туша килограммов в триста — разорвал бы. А ты сидишь и спокойно ешь. Хоть бы посочувствовал!

— А я и сочувствую, — веселясь, ответил напарник. — Слышал же, что стреляешь, хотел выбежать, да руки заняты — как раз тушёнка разогрелась, с печки снимал. А тут ты и сам появился. Давай жрать, уже голова от голода не варит. Слушай, а ты видел, какие в горах звёзды?

— Не, Петьк, ты уникум, — меня пробрал смех. — Дал Бог напарничка: я тут едва успел до сторожки добежать, спасая свою шкуру, а он, кроме еды, ни о чём не может думать! Вот ты проглот!

Положил «Сайгу» на стол, прошёл к рукомойнику, смыл грязь и мазут. Наскоро перекусили, я рухнул на топчан, спиной упёршись в стену. Холодная! Засунул за спину подушку, отметив, что наволочка практичная, из плотной синей ткани — из такой шьют спецовки. Напарник, прежде чем лечь, прошёл к двери.

— Ты куда?

— Отлить.

— Карабин возьми.

— Ага, — он лязгнул засовом и тут же навалился на дверь. Я метнулся к нему, вдвоём с трудом удержали оборону — зверь настырно ломился внутрь. — Вот привязалась, скотина! — выругался Петька. — И что теперь делать?

— Ждать до утра. С такой охраной нас никто не тронет, и тихо подойти не получится. Так что спать можно спокойно. А нужду справить вон ведро возьми.

— За окнами всё равно приглядывать надо, мало ли что, — пробормотал Петро, присаживаясь к столу.

Я отметил, что друг сегодня на удивление молчалив, обычно его не переслушать, не заткнуть, фонтанировал гипотезами и идеями, а тут что-то задумчивый, хотя такие события должны были привести его в невероятное возбуждение. Хотя можно понять, не каждый день в тебя стреляют. Петро молча сметелил две банки тушёнки вприкуску с бутербродами, допил остывший чай.

— Ну и что ты обо всём этом думаешь? — задал я вопрос только для того, чтобы не молчать.

— А… да вот думаю много, но пока в голове не укладывается — фактов мало. Ситуация похожа на сказку. Рипа ван Винкеля помнишь? — Я не успел даже кивнуть, как Пётр «обогатил» меня информацией: — «Рип ван Винкель» — это рассказ классика американской литературы Вашингтона Ирвинга об одном голландском охотнике в Америке… то есть тогда ещё в Новом Амстердаме. Пошёл поохотиться, встретил странную компанию — не то моряков, не то пиратов. Они попросили его донести бочонок с пивом до места пикника. Помог, в благодарность его угостили. Он заснул. Просыпается, возвращается домой, но уже не в Новый Амстердам, а в Нью-Йорк и выясняет, что прошло сто пятьдесят лет и его гульдены никому не нужны. Он собирается и с претензиями опять в горы — искать ту компанию, которая угостила его на пикнике. И что ты думаешь? Находит ведь! И не возвращается. Я внимательно прочёл всё, что подготовил Сорокин. Кажется, здесь похожая история. Задокументировано около десятка случаев, начиная со времён разработки здесь Коргонской каменоломни. Люди стали пропадать сразу же, как только началась добыча камня. Тогда сильно не искали, думали, что в бега ударились. И записей не так много, но некоторые случаи отмечались особо, к примеру, в 1780 году была сделана в канцелярии Колывано-Воскресенских заводов запись о пропаже Ивана Петрова, приписного крестьянина. Пропал во время работы в Коргонских каменоломнях, на глазах изумлённого десятника. Вот стоял — и нет его. Так-то пропаж много было в то время, но именно этого Петрова упомянул не зря — он потом объявился через тридцать лет, в 1810 году. На том же месте, в том же Коргоне, перепугав своим появлением рабочую команду.