— Хорошо, что перепад высот небольшой! — прокричал Петро, встав рядом. — Иначе тут рёв бы стоял, как у самолёта, и брызги бы сюда долетали. Рядом стоять будешь — слова не услышишь.

— Ты вон про ту дорожку для горных козлов говорил? — Я ткнул пальцем вправо и вверх и едва не попал сигаретой в глаз Петру, вздумавшему в этот момент наклониться ко мне.

— Да!!! — прокричал напарник, отшатнувшись.

Скалы вплотную прижали к реке узкий карниз, по которому вилась тропа. Пройти по ней можно было, только прижавшись спиной к отвесной стене. Протащить какой-то груз, даже рюкзак — немыслимое дело. Может, альпинисты и справились бы, но ни у Петра, ни тем более у меня такой подготовки не было. Хотя… помнится, Петька что-то говорил про горы, и в его доме, в Поломошном, припоминаю, было хорошее альпинистское снаряжение. Но, может, и зря я считаю его книжной молью, неприспособленной к жизни, однако на тропу мы не полезем.

— Я понял, где мы! — прокричал Петро. — Это Чёртов мост. Раньше здесь лиственница лежала — три ствола, связанных между собой. Докуривай, поехали…

Пока возвращались назад, к сторожке на сгоревшей базе, Петро рассказал, что по той тропе в прошлом веке ходили добытчики яшмы для колыванского камнерезного завода, и она раньше была широкой — двое верховых разъезжались. Сейчас за ней перестали следить, и тропа частично осыпалась в Коргон. Для кого нужен мост, кто по нему ездил — загадка, потому что дороги там не было вообще. Никакой, кроме той опасной тропки.

— Туристы, наверное, — решил Ботаник, но тут же вдарился в конспиралогию: — Ну да, такую ферму вертолётом ставить надо, для туристов самое оно затраты делать для маршрута — конного маршрута, и то не факт. Слушай, а может, там есть что-то? Может, надо было поискать?

— Головы потом наши кто искать будет? — ответил ему я. — Подъезжаем. Возьми «Сайгу».

— Зачем?

— У нас гости.

Возле сторожки, немного в стороне от входа, сидел человек. Даже издалека было понятно, что высокий, под метр девяносто, с окладистой бородой, чёрной, с проседью. Не заморыш, даже под мешковатым одеянием была видна стать, что называется, косая сажень. Оружия вроде не наблюдалось, но кто знает — в складках такого плаща можно спрятать всё — от обреза до гранатомёта. Мужик встал, и я присвистнул: базуку, пожалуй, тоже можно прикрыть полой — плащ до земли, плотный, топорщится жёсткими складками. Остановил машину возле столбов, на которых раньше висели ворота и, бросив Ботанику: «Ты погоди, не торопись выскакивать, может, он не один», выпрыгнул из кабины.

— Здравствуйте!

— И вам здоровья, милые люди, — ответил человек, слегка поклонившись. — Никак заплутали? Смотрю, другой раз возвращаетесь?

— А вы кто будете? — ответил я вопросом на вопрос.

— Да пасечник я местный, Тимофеем кличут сызмальства. Пасека у меня тут, да и живу сам круглогодично. До зимы в землянке, рядом с пчёлками. А на зиму сюда вот, в сторожку перебираюсь. А сегодня смотрю — дымок всю ночь, ну, думаю, гости были. Заглянул проверить, не спакостили ли чего, печку обиходили, почистили али так бросили.

Мне стало даже стыдно — про печку я и забыл совсем.

— Батя, да торопились, и как-то про печку упустил. Да и думаю, возвращаться всё равно, глядишь, ночь ночевать — чтоб угольки остались, не остыла.

— Ну-ну, вижу, вернулись. Что, не проехал ваш транспурт по Коргонской тропе?

— А вы откуда знаете, что мы там были? — Это Ботаник не послушал меня, тоже вылез из кабины. Но я ничего не сказал, мужик вроде неагрессивный, рядом засады не чувствую, так что, может, ещё и проводника удастся нанять — кто знает?

— Нам на прииск надо. Прииск «Весёлый», с инспекцией по работе отправили. А мы и вправду заблудились. Не подскажете, как добраться? — Ботаник, как всегда, торопился.

— От чего не подсказать — подскажу. Только в ногах правды нет. Вы с дороги и я притомился, всё утро за пчёлками ходил. Пчёлки — они как божьи люди, по цветам летают да нектар добывают, да нам, грешным, медок делают. Тут недалёко, не побрезгуете со стариком обед разделить? Машина-то, смотрю, Сергунина у вас. Поди, у меня сказал оставить?

Я кивнул головой, подал руку, представился. Рукопожатие было крепким, горячим и сухим — старик будто проверял меня. Так же быстро пожал руку Петру и, кивнув головой в сторону малозаметной тропки — не удивительно, что я её вчера проглядел в темноте — сказал:

— Ну, пошли, что ли? Там вас с прииска обыскались уже. До меня прибегали. В Коргон ездили, к Сергуне, мол, покупатели приехали и сгинули. Ну, тот, понятное дело, за свой транспорт запереживал — мол, в реке утопили, поди. Ну, ребята, вы задали всем беспокойств, вас-то на Кумире ждали, дорога у них туда проложена. А здесь так, отнорок. Ко мне за медком бегают да по пьяному делу за брагой, думают, есть у меня. Не верят, что не пью сам и другим того не желаю. А чего вы не сообщили-то, когда выезжаете?

Вопросы были риторическими, и отвечать я не стал. Всего и сделал, что зло глянул на Ботаника — тот виновато отвёл глаза, видимо, вспомнив, что изначально перепутал и рудник, и направление, и то, что, когда созванивался с владельцами, назвал не ту дорогу — не со зла, насколько я знаю своего напарника, скорее в этот момент думал о высоких материях и отвечал, что называется, на автомате.

Тропка сразу нырнула в заросли малины, черёмухи, ежевики. Я оглянулся — два шага отошли от сторожки и уже ничего не видно. Тимофей шагал молча и буквально через пять минут вывел нас на большую поляну, со всех сторон окружённую скалами. Маленький ручей протекал точно посредине, огибая небольшой холм в центре свободного пространства. Ещё дальше стояли ульи, пчёлы, готовясь к зимовке, возбуждённо гудели, а сквозь кустарник по краю поляны кто-то ломился, какой-то большой зверь. Старик свистнул. Я ожидал чего угодно, не удивился бы, даже если б на свист из леса вразвалочку вышел медведь, но из зарослей пулей вылетел здоровенный кабан — чёрный, с клыками, короткими, немного загнутыми вверх, со щетиной, густо торчащей вдоль хребта.

— Ёлы-палы… — охнул Ботаник. — Порвёт сейчас!

А Тимофей, засмеявшись, осадил зверя:

— Свои! Свои, стоять! — Кабан замер. А старик, подойдя к нему, потрепал за ухом и, что-то достав из кармана, скормил зверю. — Ну, иди, познакомься. Это свои, Яшка, не трогай их.

И смех, как говорится, и греха не оберёшься!

— Петро,