— Золотая девка? — Вспомнив разговор жены и матери хозяина ГАЗ-66 — Серёги, я уже не сомневался, что это так.

— А ты откуда знаешь? — удивился Ботаник. — Она. Так вот, Бажов, создатель истории о Хозяйке Медной горы, долго жил в Рудном Алтае. В Усть-Каменогорске точно, в двадцатых годах. Собственно, первые сказы он там и написал.

— Так, сейчас ты меня обогатишь знаниями о творчестве и вкладе в русскую культуру Павла Бажова. Петро, расскажи легенду? Не, не делай такие глаза — больше очков стали! Не надо так смотреть — и про Рипа ван Винкеля я знаю, и «Хозяйку Медной горы» с детства помню. Местные нюансы имеются? Или то же самое?

— Коргонские каменоломни забросили после отмены крепостного права, а вот прииск на притоке Коргона существовал после этого довольно долго. Да золото тут по всем ручьям мыли. А на Весёлом — не Сёйке… — добавил он таким тоном, будто это я, а не он сам изначально перепутал место нахождения прииска, но ничего не стал говорить — сейчас он на подначку разразится лекцией по географии, и только для того, чтобы показать, что я не прав, а он точно знает, в чём отличие навигации от, собственно, географии, — …а ручье Весёлом, давшем название прииску, ну, том самом ручье, который твой приятель-геолог в письме Казённым называет… Так вот, люди стали пропадать уже после революции — по крайней мере, после тех упоминаний при крепостном праве не было задокументировано ни одного случая. А здесь сразу один за другим. В тридцатых годах. Но времена тогда были суровые, а здесь как раз известный Васька Атаманов партизанил, ну и списывали на то, что ушли к Атаманову, а потом в Монголию…

— Так, Петро, всё, я вспомнил — точно, прямо слово в слово «Хозяйка Медной горы». У Бажова к ней прямо тот самый Васька, только уральского разлива, и попал. Время уже к утру скоро, а ты мне ничего не сказал!

— Да как ничего?! — Петро закричал, бросил на стол кружку, расплескав остатки кофе.

— Я тебе всю ночь талдычу, что Данила-мастер с горными мастерами и наши пропаданцы — они явления одного порядка. И потом, какое утро, десяти ещё нет?

— Во-о-от… Вот! Вот ты мне про этот порядок сейчас без лишних слов и расскажешь. Но сначала в одно-два предложения — различия между легендами о Хозяйке горы и о Золотой девке есть?

— Есть, — пробурчал учёный. — Алтайцы считают Золотую девку дочерью Ульгеня, а Хозяйка Медной горы — она вообще непонятного происхождения, русские начали добывать малахит — тут она и нарисовалась неизвестно откуда. Точнее, Бажов её нарисовал. А Ульгень — это бог-кузнец кроме всего прочего, никакой это не дьявол, не сатана, как пытаются представить наши попы. И тут интересный момент — алтайцы рассказывают, что Золотая девка заманивает людей к отцу своему. Кто отгадает её загадки, того наградит и отпустит — эти через много лет, но возвращались, а того, кто не ответит, на работу к отцу в кузницу отправляла. И тут встаёт интересный момент — иногда проскальзывали у нашедшихся после долгого отсутствия воспоминания о каких-то подземных заводах. Будто бы они там работали, но не долго — день, от силы неделю. И сказать много не могли, так, общие описания, что-де машины стучат, молотки гремят, огня много.

— И?..

— И всё. Я уж грешным делом подумал, нет ли тут следов нашей чуди белоглазой… Как тебе такая мысль? Думаешь, опять я что попало мелю?

— Мели Емеля — твоя неделя. Знаешь, Ботаник, я одно понял, общаясь с тобой — куда б твоя научная мысль ни забредала, в какие бы конспиралогические или мифологические дебри её ни заносило, ты подо всё подведёшь научную базу. А Сорокину именно это и нужно, иначе бы он тебе не платил деньги. Всё, отбой ВДВ! Завтра будем на месте смотреть, что там такое на руднике есть и кто там часики переводит.

Петро не стал спорить — день был длинный, насыщенный событиями. Он снял ботинки, завалился на топчан и тут же захрапел. Я повернулся на бок, выдернул из-под головы напарника подушку, закрыл ею уши — не помогло, храп всё равно был слышен. Пару раз пихнул напарника, тот что-то пробормотал во сне и захрапел с новой силой. Выругавшись, встал, закурил и задумался: кому мы так на хвост наступили? Вообще стрельба не укладывалась ни в какие ворота. По руднику всё законно, тема официальная, документы у собственников вроде в полном порядке — добросовестные приобретатели, да и с собой у нас нет ничего такого, на что можно позариться. Но кому-то очень не хочется, чтобы на прииске появились «чужие» люди. Может, по старым долгам?.. Аркадий? Нет, вряд ли. Откуда ему взяться здесь? Даже если он уже на свободе — а скорее всего, это так, — то дело давнее, вряд ли он вспомнит о руднике, обо мне, и вообще, по его размаху, с каким он проворачивал дела, рудник «Весёлый» — так себе, мелочовка. Нет, не может быть, чтобы сейчас, спустя столько лет, Аферист нарисовался именно здесь — в Горном Алтае. Скорее, я накручиваю, не освободившись от собственных воспоминаний и переживаний. Тогда кто? Кто стрелял?..

Я посмотрел на часы — скоро полночь.

— Петруха, храпишь, как конь, повернись на бок.

Ботаник что-то проворчал во сне, но умолк и, уткнувшись носом в стену, натянул одеяло на голову. Я подкинул дровишек, закрыл печную дверцу, прилёг на край топчана, не раздеваясь. Ботаник снова захрапел. За дверью, в унисон, похрюкивал кабан. Показалось, что кто-то позвал: «Яша, Яшенька! Иди сюда, милый!», но скорее всего, это уже было во сне…

Сны мне после Поломошного сниться перестали, чему, не скрою, очень радовался. Но в эту ночь, в сторожке на сгоревшей базе, случилось что-то похожее на те состояния.

«Яша… Яшенька»… — звал меня знакомый, родной голос. Там же, во сне, я будто открыл глаза и увидел спящего рядом напарника. «Яшенька, сынок…» — снова позвал ласковый голос. Встал, прошёл к окну. За окном светила луна — полная, ясная, она висела низко, будто прилепившись к вершине горы. Кругом светло, каждая травинка видна, каждая веточка, каждый камень. Показалось, что могу рассмотреть даже насекомых в траве.

За окном, залитая луной, стояла мать. Моя покойная мать стояла и манила меня, звала ласковым голосом: «Выйди, сынок, поговорить надо нам. Давно не виделись, да вот случай представился»…

Я посмотрел на Петра, на себя, спокойно лежащего рядом, вспомнил, что сплю, что ничего мне на самом деле не угрожает, и пошёл на зов.