Мы кружили, наверное, больше часа, хотя время пересталосуществовать. Уже смеркалось, и фонарщики зажигали уличные фонари, когда явдруг обнаружил, что мы вновь оказались возле кафе, где я обедал. Я стоял всегов нескольких шагах от нее на противоположном тротуаре, но вполне мог бытьневидимкой — она ни разу даже не взглянула в мою сторону. Затем внезапно средитолп, медленно редеющих в сумерках, раздался топот бегущих ног. Молодойчеловек, без шляпы, чьи темные волосы блестели в свете фонарей, кинулся к девушкеи порывисто заключил ее в объятия. Прохожие с любопытством смотрели на них, ноюная парочка никого и ничего не замечала.

Были слезы и бессвязные извинения. Видимо, он явился насвидание с опозданием в несколько часов. Затем они скрылись в медленно движущейсятолпе, и я отвернулся, а в сердце у меня ярость мешалась с разочарованием.Между мной и полной народа улицей будто повисла завеса. Позднее я вдругоказался на проспекте и наконец различил вдали массивные очертанияБранденбургских ворот. И тут я почувствовал, что ел уже давно, а потомуостановился у кулинарной лавки и купил себе на ужин два больших пирожка сосвининой и две сладкие булочки.

С ними я вернулся в пансион фрау Маугер. Когда я открылбоковую дверь, то никого не увидел. Из комнат опять доносились голоса, и щелкипод дверями светились, но нигде никакого движения. В кладовке бледно горелигазовые рожки, и я воспользовался удобным случаем забрать керосиновую каниструс номером моей комнаты. К счастью, она оказалась наполовину полной, и я поднялсяс ней по лестнице. Газовый свет выбелил лестничную площадку, а потому я безтруда нашел маленькую замочную скважину в моей двери. Дверь я оставил открытой,пока наливал керосин в лампу и зажигал ее, а затем поставил канистру в угловойшкаф, из которого пахнуло сыростью и плесенью.

Заперев дверь и задернув занавески, я вымыл руки под краномв нише и сел в одно из мягких кресел заняться своей добычей. Пересчитываябанкноты, я увидел в зеркале свое возбужденное лицо. Более четырех тысяч марок!Невероятная сумма за пятисекундную работу! На эти деньги вместе с теми, которыеу меня есть, я смогу прожить месяцы и месяцы. Можно сосредоточиться на моемвеликом труде, не беспокоясь более о стоимости крова над головой и еды.Возможно, даже выкроится время для какого-нибудь любовного приключения. Мне неудавалось выкинуть из памяти милое лицо девушки, ожидавшей в переулке.Возможно, я увижу ее завтра или послезавтра.

Я убрал заметки в кожаный нательный пояс и сел за свойодинокий ужин, который съел с большим удовольствием. Кончив, я расслабился накраю кровати, занятый бурлящими в голове мыслями. Отвлек меня звон курантов,пробивших полночь на угловой колокольне. Я быстро разделся, перенес лампу натумбочку, погасил ее и забрался под одеяло. Через три минуты я погрузился в сонбез сновидений.

Вторник

Нынче утром я впервые рискнул позавтракать за столом фрауМаугер. Не стану торопиться повторить этот опыт. Мне редко приходилось видетьтакое сборище дряхлых и ворчливых жильцов. Из огромной миски на середине столаразливался жидкий супчик. Стол застилала старая клеенка, и застарелый сальныйзапашок был способен до конца жизни отбить всякое желание есть. Черствыебулочки и какое-то засахаренное варево, именуемое джемом. Справляясь с этимнеприятным началом дня, я внимательно изучал моих сотрапезников. К моемуразочарованию среди них не нашлось ни одной подходящей девушки или хотя бытакой, которая заставила бы сердце бешено забиться.

В этот момент налили слабого кофе, и я на мгновение отвлексяот изучения моих товарищей по несчастью. Старец с седой бородой и в темном,почти клерикальном, одеянии, который, насколько я понял, служил в одном иззнаменитых городских музеев; двое пожилых мелких чиновников из какого-томинистерства; дряхлая развалина с прямой, как шомпол, спиной и ленточкойневедомого военного ордена в петлице — обращаясь к нему, его называли"Герр хауптман".[5] Типичный глупый самодовольный старый служака,важно излагающий всему столу подробности давних сражений, в которых он якобы покрылсебя славой. Очень сомневаюсь! Таких людей следовало бы стереть с лица земли.Даже в дни войны они бесполезны и только транжирят попусту жизни простыхсолдат. Его вытянутое лицо и нелепые седые усы преисполняют меня отвращением.

Кроме перечисленных, есть несколько девушек, но ни единая незаслуживает второго взгляда. От этих размышлений меня отвлекает образ девушки,которую я вчера видел около кафе. Может быть, я увижу ее и сегодня. Кто знает?Несколько раз военный нудила пытался перехватить мой взгляд, но я не попался наего удочку. Как новый жилец я несомненно представляю больший интерес, чемпривычные соседи по столу, но в этом я ощутил опасность. В будущем не станупринимать участия в этих омерзительных совместных так называемых трапезах, абуду питаться вне дома. Мне это по средствам. Тот факт, что нательный поясстановится все теснее, постоянно это подтверждает.

А потому я завязал приглушенный разговор с довольно угрюмымпожилым мужчиной справа от меня, избегая говорить о себе хоть что-нибудь. Оноказался служащим в управлении местной газовой компании, расположенном пососедству. Кроме того, он оказался хромым и холостым, но это у меня сочувствияк нему не вызвало. Старый вояка на другом конце стола продолжал свойпустопорожний монолог, время от времени бросая на меня жаждущие взгляды, но япродолжал уклоняться от его непрошеного внимания, и вскоре он перестал смотретьна меня.

Я постарался сбежать с этого жуткого завтрака при первойвозможности и вышел наружу, где воздух был свежее, а водянистые солнечные лучизолотили крыши, и почувствовал, что ко мне возвращается жизнь. Кружка пива вполном посетителей садике при ресторане окончательно подняла мое настроение исмыла с вкусовых сосочков моего языка последние отзвуки гнусного завтрака.Некоторое время я сидел там и наблюдал за людьми вокруг, будто просто коротаявремя. Но на самом деле с четкой целью. Я не забыл Анджелу и высматривалопределенный тип. Но час, который я провел в этом месте беззаботного веселья ибездумной болтовни, был потрачен абсолютно зря.

Либо женщина нужного мне типа была с компанией или,возможно, с молодым человеком, либо никак не подходила. Ситуация, практически,столь же скверная, как и у фрау Маугер, так что порой видимая бесполезностьмоих поисков приводит меня в отчаяние. Да и сказать правду, я не готов. У менянет нужных инструментов — мои прежние я был вынужден выбросить в заброшенныйколодец в окрестностях Кельна, где их никогда не найдут, Дюссельдорф оказалсядаже хуже, и я не сумел найти там ничего, что удовлетворяло бы моимтребованиям. Нет, только Берлин! Это город, где я отыщу необходимое — женщину(или, если повезет, женщин) и требующиеся мне инструменты. Здесь я, конечно же,осуществлю свою цель, и мое имя прогремит на весь мир.

Тут я замечаю, что возле меня выжидательно крутитсяофициант, и заказываю еще кружку. В ожидании, пока он вернется, делаю несколькозаметок на обрывке конверта. Когда он ставит на стол кружку, через его плечо явижу, как под увитой плющом аркой, ведущей в садик, проходит знакомая фигурадевушки. Но когда она поворачивается ко мне в профиль, я вижу, что сноваошибся. Сердито стучу по столу кружкой — так сильно, что пожилая дама засоседним столиком оглядывается. Девушка, за которой я следил вчера,превращается в навязчивую идею. Нет, мне все-таки надо научиться сдерживатьсвои вспышки. Я расслабляюсь и лениво наблюдаю за сценками вокруг.