Я нашел идеальное место — небольшое кафе, втиснутое средиузкогрудых зданий в тихом переулке, но совсем рядом с одной из главныхмагистралей. Оно словно создано для моих целей. Достаточно большое, чтобызатеряться среди других клиентов, но и достаточно маленькое, чтобы высмотретьподозрительных субъектов за соседними столиками. Видимо, в основном егопосещают семьи с детьми и мало преуспевающие коммивояжеры. Я их сразу распознаю— главным образом по пришибленности и стареньким чемоданчикам с образчиками, которыеони с такой нелепой бережностью ставят под свои стулья. Никаких женщин, одинокосидящих за столиком. Коммивояжеры с их уныло-безнадежными лицами и запавшимиглазами напоминают мне, насколько я счастлив, что свободен от подобногорабства. Свободен заниматься своим искусством, свободен путешествовать — тоесть когда я при деньгах, свободен выбирать своих друзей, особенно женщин. Ямог бы долго рассуждать на эту тему, но вести этот дневник я решил настолькохолодно профессионально, насколько сумею. Мое место в окне этого маленькогозаведения позволяет без помех наблюдать движущийся мимо нескончаемый спектакль.Непрерывный поток всевозможных людей — молодых и старых, мужчин и женщин,детей, девушек, бродяг и бездомных, — которые движутся медленными волнами по тусторону кружевной оконной занавески, из-за которой я могу разглядывать их,оставаясь незамеченным.

Мой взгляд останавливает девушка. Она высока, прекрасносложена, а длинное платье чудесно обрисовывает ее бюст. Длинные каштановыеволосы под шляпкой зачесаны назад от широкого гладкого лба. Я дал бы ей небольше двадцати — двадцати двух лет. Несколько раз она проходит туда-сюда влюдских валах, катящихся мимо моего окна, не подозревая о моем пристальномвзгляде из-за спасительной занавески. Просто прогуливается, как большинство втекущем мимо потоке? Или у нее есть цель? Может быть, встреча с подругой или скем-то противоположного пола? Во всяком случае, она не проститутка. Этот тип язнаю очень хорошо, а ей присущи все признаки принадлежности к респектабельнымтруженицам.

Я уже живо заинтересовался, но тут от наблюдений меня отвлекофициант, юнец с землистым лицом и очень заметными сальными пятнами на белойрубашке. Мое раздражение возрастает, потому что девушка больше не появляетсяперед моим окном. Но я скрываю свои чувства за внешним безразличием и заказываюсвои любимые сосиски, которые подаются с горкой вареного картофеля. Я дерзаюзаказать к ним стакан красного вина, наличие которого подтверждается прошлымопытом. С наслаждением принимаюсь за еду, а затем, утолив первый голод ииспытывая теплоту от вина, вновь возвращаюсь к своему наблюдению, но почему-торадость от него угасла. Исчезновение девушки, на которой я сосредоточилвнимание, что-то изменило.

Теперь, пока я ужинаю, а клиенты входят в кафе и покидаютего, я начинаю поглядывать на людей за соседними столиками. Рядом со мной —трое мужчин грубого вида, чьи пестроклетчатые костюмы и жирные откормленныефизиономии открывают моему напрактикованному взгляду, что они коммивояжерыпреуспевающего типа. Теперь я внимательно слежу за ними и замечаю пухлыйбумажник. Который вытаскивает один из них. Они слегка навеселе, и я такжезамечаю, что перед каждым стоит графинчик красного вина и что тот же официант сземлистым лицом время от времени восстанавливает уровень вина в графинчиках.

Говорят они больше о делах. Подробности я пропускаю мимоушей, но напрягаю слух, когда они понижают голоса, чтобы отпустить грубуюшуточку на счет той или иной привлекательной женщины, которая проходит заокном. К этому времени я уже разложил их по полочкам и подгадываю так, чтобывыйти из кафе одновременно с этой сомнительной троицей. Их побагровевшие лица игромкие голоса уже привлекают внимание других посетителей. Apfelstrudel[4]просто восхитителен, и в миг бесшабашности я заказываю еще кусок ко второйчашке крепкого сладкого кофе — специальности этого заведения.

Наконец обед завершается, и я трачу минуту-другую наизучение счета в ожидании, чтобы соседняя компания встала из-за столика. Яотсчитываю требуемую сумму из кошелька и оставляю маленькие чаевые дляофицианта, который как-никак обслуживал меня отлично. Завтра я опять сюдаприду. Троица встает и на заплетающихся ногах направляется между столиками ккассе, где восседает ледяного обличия матрона с совершенно белыми волосами,облаченная в строгое черное платье, а на жалящего вида металлическом стерженькеу ее локтя распяты уплаченные счета.

Мой друг, стоя в очереди передо мной, извлекает свой пухлыйбумажник и гогочет над какой-то шуткой своих приятелей. Он широко взмахиваетрукой, и я наталкиваюсь на него будто случайно и хватаюсь за его локоть.Проделано это безупречно — я очень горд своим профессионализмом в такиемоменты. Он бормочет ругательство, так как бумажник падает на пол, извергаявеер банкнот. С невнятным извинением я нагибаюсь, подбираю бумажник и вручаюего с дальнейшими вежливыми сожалениями. Он добродушно кивает. Секунднаятревога, когда он начинает перебирать содержимое бумажника, но он просто ищетбумажку нужной деноминации для уплаты по счету.

Я уплачиваю по своему счету и торопливо выхожу, огибаятроицу, которая на тротуаре громогласно обсуждает планы на вечер. Яприсоединяюсь, к движущимся толпам, хотя, в отличие от них, не покидаюпереулка, пока не убеждаюсь, что мои сотрапезники удалились в противоположнуюсторону, а тогда двигаюсь с волной, наслаждаясь непривычной роскошью полнейшегодушевного спокойствия, разглядывая прохожих, особенно женщин, и стараясьразгадать их занятия. Измученные продавщицы, чьи замороженные лица светятсярадостью, потому что временно они освободились от своей кабалы; усатые отцысемейства с дородными супругами и тоненькими дочерями; маленькие мальчики,гоняющие железные обручи между прохожими, и нищие неизбежные нищие обоего пола,— пристроившиеся у слепых стен между магазинами. Продавцы спичек, искалеченныеотставные солдаты — один полулежит в самодельной деревянной тележке, которуювезет пожилая женщина, возможно, его мать, а его культи, слава Богу, укрытыодеялом.

Я пускаю монетку в его шапку и торопливо отхожу, чтобыизбежать его пристыженных благодарностей. Теперь я могу позволить себе бытьщедрее. Мои пальцы нащупывают в кармане хрустящую пачечку, но я сдерживаюнетерпение до того, как вернусь к себе. Затем огибаю угол в конце переулка. Тамстоит та девушка, беспомощно озираясь. Я спокойно ее разглядываю, делая вид,будто заинтересовался витриной скобяной лавки. Там за штабелем цинковых ведервисят зеркала, и с моего места я вижу девушку очень ясно. Она выглядит даже ещеболее желанной, чем тогда за окном кафе.

Она стояла в растерянности, сжимая и разжимая кулачки вбелых перчатках все время, пока я наблюдал за ней. Затем она повернулась накаблуках, словно приняв решение, и направилась к людной улице. Я последовал заней на разумном расстоянии так, чтобы нас все время разделяли другие прохожие,останавливался, когда останавливалась она, делая вид, будто рассматриваювитрины. Хотя не думаю, что такие предосторожности были необходимы. Она незамечала моего присутствия, как не замечала никого вокруг.