– Затемно, – сказал капитан и, поколебавшись,решился: – А вы там, часом, причаливать не собираетесь?

– Не собираюсь. Что, боишься? Столько лет тут плаваешь,мог бы и привыкнуть…

– Всякое бывает. В Ямурлаке с незапамятных времен былотихо, да вот с недавних пор опять зашевелились. Болтают, плавает здеськакой-то, души скупает или попросту нанимает корабль, вроде вашей милости, не вобиду будь сказано, и командует плыть в Харлан. А по дороге велит причалить вЯмурлаке – и поминай как звали… Никто не возвращается.

– Откуда же это известно, если никто не возвращается?

– Болтают…

– Что же ты не отказался?

– Откажешь Брюхану, как же… Не знаю, что там насчетловца душ, но в последние дни на реке определенно что-то происходит.

– Что?

– Кто его знает… Сначала в низовья прошел «Божийлюбимчик», а это корабль капитана Зо, доводилось слышать? Потом – «Призракудачи» Джагеддина. А три дня назад объявился душегуб Гронт на «Трех козырныхрозах». Название, правда, заменил, повесил другое, ну да у нас попадается народбывалый, они ж его по рангоуту вмиг опознали. Все трое – люди крайне известныена всех морях, головы их в иных местах оценены в крайне солидные суммы, а вдругих они, наоборот, чуть ли не почетные граждане. И Гронт, что странно, шелпод горротским флагом.

– Замаскировался, – сказал Сварог. – Деложитейское.

Оказывается, с напускной суровостью Сварог перебрал. Как быот страху его подчиненные не сиганули за борт – от греха подальше. Следовалоскоренько сделать какой-нибудь добрый жест. Например, разрешить ношениепарадно-выходной формы по будням, или азартные игры в свободное от несениявахты время. Или, по крайней мере, дать капитану выговориться, выпустить ввоздух все свои страхи и подозрения, не сверля при этом бедолагу свирепымвзглядом из-под насупленных бровей.

– Да ведь самая забубенная головушка сто раз подумает,прежде чем поднимать горротскую «кляксу»! Не любит король Стахор, когда безразрешения пользуются его флагом, и, если изловит… Значит, Гронт и в самом делепошел на службу к Стахору. Была в нем, конечно, гнильца, но чтоб идти под«кляксу»… – Он перехватил иронический взгляд Сварога и словно бы даже обиделся:– Что, ваша милость, думаете: «чья бы корова…»? Но тут, понимаете ли, естьбольшая разница: грешить людям меж людьми или душу загубить на службе уСтахора… Так вот, я и говорю: три капитана, люди знаменитые и, добавим, другдруга на дух не терпевшие, вдруг объявились в одном месте, причем не в море, нареке. Не драться же они здесь собрались, для таких дел море не в примерпросторнее…

– А что, по Ителу любой может плавать свободно? Заходииз моря – и плыви?

– Конечно, ваша милость. Исстари заведено – серединареки свободна для плаванья, без всяких таможен и разрешений. Ведь если кто-топришлый станет разбойничать по берегам, уйти в море ему будет трудновато –быстро перехватят. – Тут он спохватился, словно сообразил что-то. –Как это вы, ваша милость, таких простых вещей не знаете?

И перепугался, не распустил ли язык больше дозволенного.

– Память отшибло, – сказал Сварог. – Кирпич,знаешь ли, с крыши упал. Прямо на темечко.

– Это, понятно, неприятность… Ну, наше дело маленькое,я в ваши дела не лезу, не подумайте. – Он оглянулся на увечного. –Сколько учили дурака – не лезь, даже если не заперто… Так про что это мы?

– Про свободу плавания.

Сварог поневоле залюбовался открывающимися с палубы видами.Солнце клонилось к закату, оставляя на воде огненный след. В этом месте Ителразливался широко-широко, благо оба берега были пологие. В своей прошлой жизниСварог видел много больших рек: Волгу, когда получал машину для командирадивизии в Горьком, Днепр, когда ехали с супружницей через Днепропетровск наюга, ну и, конечно, байкальские реки. Эх, всласть довелось ему поохотиться втех местах!.. Так вот: Ител не уступал рекам его оставленной родины. Так жеплавно луга переходили в песчаные пляжи, так же угадывались под водой песчаныекосы. И барашки на волнах были почти родные.

Всяких чудес успел наслушаться Сварог про эту реку. Но вот,слава Всевышнему, никто не пугал его страшилками про обитающих на дне чудищ. Ина том спасибо.

– Ага. Тут, ясное дело, есть нюансы. Середина рекисвободна, но если у берегов сильной державы захотят изобидеть мелкую сошкувроде нас, придется нам туго, потому что заступаться некому… Доказывай потомсоседям по камере, что взяли тебя в свободных водах. Они поверят, да толку –чуть. Ну и соседи по сухопутью, понятно, при случае пакостят друг другу со всемвозможным усердием, и в мирное время тоже. А нам, в Пограничье, приходится ивовсе несладко – люди мы бездержавные, обидеть всякий норовит. Между прочим,коли уж зашла речь о пиратстве – скоро будем проплывать мимо историческогоместа. На весь Ител славилось когда-то при прадедах. Старики болтают, будто бытам прямо из скалы появлялись пираты. Налетят, мечами посекут, ограбят – иназад в скалу. Может, и врут. А может, в старые времена там и вправду быливорота.

– Куда?

– Черт их знает. В неизвестные места. Вроде бы вдревности хватало таких ворот, только потом их то ли лары запечатали, то ли онисгинули сами по себе. Но сейчас-то их точно нет. Сами посудите, ваша милость:откройся сейчас ворота в неизвестные места, оттуда незамедлительно поналезло бывсякого неизвестного народа. Да и здешний люд шлялся бы на ту сторону за милуюдушу, народ у нас такой – хлебом не корми, дай пролезть в любую щелку, особенноесли там нет охраны, но есть подозрения, что можно спереть что-то полезное вхозяйстве.

– Ну, насчет этого – народ везде одинаковый, –сказал Сварог.

– Вот я и говорю… Видите холм? Еще развалины навершине? Говорят, там похоронен стародавний барон. Упырь. С баронами такое тожеслучается – Ямурлак под боком, вредно влияет даже на титулованных. Ходят слухи,что в полночь барон вылезает наверх, ищет, кого бы неосторожного сцапать. Чтоже до русалок…

– Да ты, я смотрю, книгу написать можешь о здешнихдиковинах, – сказал Сварог и подумал недовольно: «Да уж, черт меня дернулпорадоваться, что про подводных чудовищ не слышал. Сейчас, видимо, и начнется.Как говориться, сам накаркал…»

– Эх, умел бы я писать, читать-то с грехом пополамвыучился… А что вы думаете? Был у нас такой Одноухий Пакрен, ходил на посудиневроде этой. Вышла у него в Снольдере небольшая неприятность по поводуконтрабанды, определили ему пару лет, и сидел он в одной камере с каким-тоученым типом, которого туда упекли из-за превратностей судьбы, – политика,интриги, кто-то из фаворитов загремел в немилость, а с ним, как водится, навсякий случай подмели всех его дворецких-библиотекарей и прочих конюших. АПакрен у нас был повернутый на сказках про Ител и от скуки рассказывал их этомубиблиотекарю целыми днями. Того возьми да и выпусти – политика перевернулась,фаворит опять в фаворе… Недельки через две приходят и за Пакреном – которому,между прочим, еще полтора года досиживать – и волокут прямиком к тому ученомутипу. Тип тоже весь из себя в милости и процветании, пишет как раз ученый трудо сказках и преданиях. И Пакрен два месяца живет, как король, жрет-пьет самоелучшее и вспоминает сказки, каковые записывать к нему специальный канцеляристприставлен. А когда выжали его досуха, библиотекарь или кто он там похлопотал уфаворита, и вернули Пакрену его корыто, велели убираться к такой-то матери ибольше не попадаться. А этот ученый тип вдобавок от радости Пакрену полныйкарман денег насыпал – они ж деньгам цену не знают, очкастые, да еще состоя притаком вельможе… Пакрен, не будь дурак, в Адари уже не вернулся, завел канатнуюмастерскую в Ронеро, в гильдию пролез, даром что одноухий… От книг тоже иногдабывает польза народу вроде нас. Вы, ваша милость, книги часом не пишете?