Она медленно отступила, словно расширяя пропасть между ними, более глубокую и широкую чем та, что разделяла их миры. Она смотрела на него с такой смесью скорби и решимости, что Андре понял: он потерял битву за ее доверие и уважение, даже если выиграет войну за особняк.

Но поздно было исправлять ошибки. Он уже причинил боль, и их краткий роман, пылкий и бурный, видимо, канул в Лету. Ему хотелось обнять ее, загладить вину, но даже в этом сказочном месте, особняке ее мечты, волшебства было недостаточно, чтобы залечить раны, которые он нанес.

Какое-то время он стоял неподвижно. Потом еле слышно ответил:

— Может быть, однажды… Ты и будешь права. Может быть, придет день, когда я расплачусь за свои ошибки сполна.

Она отошла от него, словно опасаясь, что прощальное прикосновение превратится в что-то большее, как тот кусочек тепла, которым они согревались в ту короткую, но столь насыщенную ночь на приеме, в зимнем саду. В ее глазах сверкнула решимость — та неугасимая искра, которая в первый раз привлекла его взгляд и засеяла в душе сомнение.

— Прощай, Андре, — прошептала она и направилась к выходу. — Надеюсь, когда-нибудь тебе удастся найти свет в этой тьме, в которой ты сам себя заточил.

Не оборачиваясь, она прошла через тяжелые двери особняка и вышла в холодный вечер. Снег тихо скрипел под ее шагами.

Пока он стоял и следил, как ее фигура исчезает в темноте, он почувствовал, как его собственное сердце, давно окаменевшее от бездушных сделок и расчета, начинает трескаться под тяжестью ее слов. На мгновение в его глазах мелькнуло отражение сомнения и возможности, что этот момент мог бы быть началом чего-то иного, более значительного, чем просто одна из его бизнес-операций. Но затем снегопад усилился, и образ Ксении окончательно растворился в белом безмолвии.

Глава 16. Злой умысел

Ксения отперла дверь своей квартиры. В этот час она была окутана тихим сумеречным светом, где каждая тень наполнена воспоминаниями о прошлом. Старые фотографии, возле них засушенные розы в стеклянной вазе тихо шептали истории из детства. Она знала, что в комнате ее ждет отец, испытывающий не только страдания от болезни, но и муки от нависших проблем с финансами и всей историей с ее борьбой за особняк Анненкова. Андре же… Про Андре отец ничего не знал, и она не позволит ему узнать, как сильно ее ранил француз.

Как только Ксения вошла, ее встретили тихим мурлыканьем три кошки, с которыми она выросла. Они, словно чувствуя ее тревогу, обвились вокруг ее ног, пытаясь своим теплом разгладить складки беспокойства на ее лице. Сергей Николаевич, едва заметив дочь, улыбнулся ласково, хотя и устало.

— Как дела, папа? — нежно спросила Ксения, крепко обнимая отца.

— Дела? Эх, дела… Опять звонили кредиторы. Я беспокоюсь о кафе, доченька. Но ты была права — тот дом должен оставаться частью истории города, — тяжело вздохнул он, смешивая заботы о будущем с ностальгией по прошлому.

Ксения, бережно усадив отца на удобный, старинный диван, старалась утешить его своим спокойным голосом: — Все будет хорошо, папа. Мы переживем это. Наше кафе — это не просто бизнес, это наш дом, наша история. И нас поддерживает множество людей. Даже если сейчас трудно, мы справимся. Вместе.

Сергей Николаевич кивнул, погружаясь в приятные воспоминания о былых временах, когда в их семье было больше смеха и меньше тревог.

Какое-то время они просто сидели рядом, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга, пока кошки лениво свернулись в углах. Затем Ксения встала, чтобы приготовить ужин — когда жизнь утопает в проблемах, домашняя еда кажется еще большим утешением.

Наступила ночь, отец и дочь делили между собой ужин, говоря о маленьких радостях и повседневных делах. Ксения старалась поддерживать разговор на легкие темы, искренне веря в то, что, несмотря на тяжелые времена, они обретут свет в конце туннеля. После ужина она помогла отцу подготовиться ко сну и, убедившись, что он комфортно устроился в кровати, легла на узкую постель возле окна в своей маленькой комнате.

Засыпая, она не может не подумать о Андре, его глубоких глазах, которые мерцают подобно звездам в небесах среди заснеженных берегов Волги, и о том необъяснимом влечении, которое она к нему испытывала. Но ее мысли, как ножом, отсекла боль от статьи, каждое слово которой каленым железом отпечаталось на ее душе.

«Как прошло с Андре?»

Сообщение от Ильи зажгло экран ее смартфона, и Ксения тут же открыла глаза, с грустной улыбкой набирая ответ.

«Не очень. Но я все равно завтра попытаюсь попасть к губернатору».

«Я с тобой. Постараемся подловить его на входе».

«Хорошо, до завтра».

Ксения снова начала погружаться в сон, но на этот раз в ее слабой улыбке появился оттенок надежды.

Андре сидел в глубоком кожаном кресле, смотря в багряные огоньки камина, в его груди вихрем кружилась буря эмоций. Стальной стремительности его деловой жилки всегда хватало на то, чтобы разрушать стены возражений и сомнений, но слова Ксении разбудили в нем что-то, что он давно подавил. Андре знал, что скоро будет звонить Борис Иванович, что времени почти не осталось и нужно действовать немедленно. Внутри него начиналась моральная схватка, в которой хищник сражался со стремлением к человечности и сочувствию.

Он приехал в этот небольшой, заснеженный городок на Волге со своими планами, замыслами, расчетами… Эта сделка казалась такой мелочью его мире больших цифр. Но здесь, на этой земле с её старинными домами и медленным течением бытия, его масштабы упирались в сердца и жизни обычных людей.

Отношения с Ксенией, которые поначалу представлялись ему не больше чем игрой или, разве что, неприятным препятствием, вдруг обогатили эту сухую арифметику. Разгоряченный её упрямством, он стал видеть мир не только через призму профита и потерь. Взлеты их отношений, те моменты непонимания, близости, страсти — все это заставляло его впервые задуматься о человеке, стоящем за числами бизнес-планов.

На улицах города, где каждый уголок дышал историей, Ксения встретила его не только бурным сопротивлением, но и неподдельным чарованием жизни, которой она так страстно хотела защитить. Её уязвимость, та самая, что он пытался использовать в своих коварных целях, теперь стала останавливать его. А стремление Бориса прибегнуть к радикальным методам лишь затемнило уже мрачную палитру его собственных сомнений.

Жесткость решений, к которым готовился Борис, далеко выходила за пределы его комфорта. Он не собирался играть в игру без правил — даже его