– Извини, – почти тут же произнесла она. – Мне показалось…

– Что ты должна это сделать? – По улыбке Мерлина было сложно что-то сказать, но он не выглядел недовольным.

– Вовсе нет. Возможно, наоборот, этого делать не стоило.

– Я бы солгал, сказав, что ты мне не нравишься, Сора. Как я уже говорил, слишком много времени прошло с тех пор, как я общался с другим человеком. – Мерлин подтянулся к ней, и их парящие в невесомости тела слились в центре сферы, медленно вращаясь, пока чувство ориентации не потеряло значение. – Конечно, спасая тебя, я ни на что не рассчитывал…

– Само собой.

– Но не буду отрицать, что в глубине моей души теплился небольшой проблеск надежды, крошечная искра фантазии…

Они сбросили одежду, которая бесформенными узлами закружилась вокруг их сплетенных тел, и начали ласкать друг друга, сначала неторопливо, затем все более страстно. Сора, казалось, только теперь начала полностью пробуждаться после долгих столетий анабиоза. В голове мелькнула мысль о Ремезе, и Сора возненавидела себя за глупую биохимическую предсказуемость мозга, неизменно вытаскивающего на поверхность неуместные воспоминания в самое неподходящее время. То, что было между ними, осталось в прошлом, три тысячи лет назад, не известное никому, кроме нее самой. Она даже не горевала о нем, не разрешила фамильяру позволить ей эту слабость. Сора изучающе посмотрела на Мерлина, пытаясь определить его истинный возраст… и потерпела полное поражение, так и не сумев собраться с мыслями.

– Хочешь, покажу тебе кое-что невероятное? – спросил ее Мерлин, после того как они провели в молчаливых объятиях ряд долгих минут.

– Думаешь, ты сможешь произвести на меня впечатление?

Он что-то прошептал кораблю, и стены стали прозрачными.

Сора оглянулась вокруг. Какой-то голографический трюк сделал невидимым сам корабль.

Остались только она и Мерлин, парящие в невесомости.

Зрелище действительно было невероятным, хотя какая-то часть ее мозга сознавала, что картина не совсем соответствует реальности – оттенки и интенсивность света были так или иначе смещены, чтобы облегчить восприятие картины человеком. Границы Паутины, освещаемые яркими, с эффектом Доплера, вспышками аннигилирующих частиц пыли, неслись назад с такой скоростью, что было больно глазам. Казалось, они летят в почти абсолютной темноте по фиолетовой мерцающей трубе, навстречу бесконечности. Пространство-время, в котором корабль дрейфовал подобно семечку, двигалось настолько быстро, что разница между его скоростью и световой составляла одну стомиллиардную последней. За одну секунду субъективного времени корабль продевал себя между сияющими кольцами Паутины – конструктами из экзотической материи, разделенными восемью часами светового времени и составлявшими непостижимую машинерию всегалактической транзитной системы. Впереди все звезды Вселенной сгрудились в переливчатую, украшенную драгоценностями массу, напоминая скопление сияющих ангелов. Сора в жизни не видела ничего прекраснее.

– Вот единственный способ путешествовать, – сказал Мерлин.

Полет занимал четыре дня корабельного времени – и девятнадцать столетий мирового.

Субъективное время, проведенное в Паутине, составляло всего двадцать три часа. Однако корабль должен был перемещаться между Путями, а они никогда не отстояли друг от друга меньше чем на десятки световых минут – в основном из-за чудовищных последствий, к которым привело бы соприкосновение двух разнонаправленных потоков ускоренного пространства-времени.

– Мерлин, ты не боишься, что мы наткнемся на хескеров?

– Я готов рискнуть.

– Расскажи мне еще про это таинственное оружие. Может, я наконец поверю тебе.

Мерлин откинулся в кресле и сделал глубокий вдох:

– Почти все, что я знаю, может оказаться неверным.

– Все равно я рискну тебя выслушать.

– Чем бы это ни было, оно способно разрушать целые миры. Даже звезды, если верить самым необычным историям.

Он глянул вниз, на свою руку, и как будто впервые заметил ногти с безукоризненным маникюром.

– Спроси, как оно действует, – прозвучал в голове Соры голос фамильяра. – По крайней мере, мы поймем, насколько тщательно он изучил этот вопрос.

Сора спросила об этом вслух, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно.

– Гравитация, – ответил Мерлин. – По-моему, это очевидно. Ее можно считать слабой силой, но ей подвержено абсолютно все во Вселенной.

– Вроде очень большой свирели?

Мерлин пожал плечами. Сора поняла, что он разглядывает не ногти, а уже знакомое ей кольцо – рубин в замысловатой оправе, внутри которого, как светлячки, вращались две искры.

– Почти наверняка его тоже создали Пролагающие Путь. Сверхчеловеческая раса, способная изобрести и воплотить в жизнь структурированное пространство-время. Но вряд ли принцип действия тот же, что у свирели. Мне кажется, оружие создает сингулярность, выдергивая глобулы массы-энергии из вакуума и сжимая их, пока они не достигнут горизонта событий.

– Черные дыры, – произнесла фамильяр, и Сора эхом повторила эти слова.

Мерлин, похоже, обрадовался.

– Да, совсем крохотные, величиной с атом. Оружие добавляет в них заряд и ускоряет до скоростей, сопоставимых со скоростью света. Конечно, для этого требуется уйма энергии, и еще больше для того, чтобы нагрузка не разорвала на части само оружие.

– Пушка, стреляющая черными дырами? С такой мы, наверное, смогли бы выиграть войну, даже если бы она оказалась единственной в своем роде.

Мерлин покрутил кольцо с рубином:

– Да, общая идея примерно такова.

Сора взяла Мерлина за руку, лаская его пальцы, пока не коснулась кольца. Оно было еще более сложным, чем казалось на первый взгляд. Две искры кружились друг вокруг друга в бесконечном вальсе, будто их приводил в движение крохотный часовой механизм внутри рубина.

– А это что такое? – спросила Сора, понимая, что задавать этот вопрос одновременно и стоило и не стоило.

– Это… – Мерлин улыбнулся. Повисла небольшая пауза, после которой он закончил: – Напоминание о смерти.

Наконец они покинули Путь в последний раз и вошли в систему, которая на первый взгляд ничем не отличалась от десятков других, оставшихся позади. Вокруг звезды, желтого карлика, кружился привычный набор каменных планет и газовых гигантов. Вторая и третья планеты представляли собой раскаленные паровые котлы, покрытые высокотемпературной кислотной атмосферой. Они явно стали жертвами безудержного теплоулавливания, причем третья – позже, чем вторая. Четвертая планета была меньше размером и, судя по всему, после времен Расцвета подверглась терраформированию: ее атмосфера, хотя и тонкая, была слишком плотной для того, чтобы иметь естественное происхождение. Эклиптику системы пронизывали под разными углами тринадцать Путей, пролегавших на безопасном расстоянии от орбит планет и астероидов.