– Он получит. Но прежде рассчитается за всех нашихвоинов, что погибли в его войне с Вардой Фокой.

– Которые ушли с воеводой Рубачом?

Он покачал головой:

– И теми, кто пал под этими стенами. Ведь мы добывалиХерсонес не для себя, для базилевса!

Тавр внимательно смотрел в суровое лицо князя. Тот каквзведенная тетива на самостреле, а желваки так и прыгают под кожей. Что-то всееще скрывает.

– И это все? – спросил он.

Владимир взглянул дикими глазами, словно стегнул огнем:

– Почти!

– Но все же не все?

– Не все, – ответил он хрипло, в голосе быламука. – Есть еще одно условие… Которое принесет Руси славу, а мне… вернетдушу.

Никогда еще от Царьграда не уходил такой богато украшенный итак тяжело нагруженный флот. Сундуки со златом и серебром заполняли нижниепалубы, теснились в переходах, стояли в три ряда под стенами. Империи пришлосьопустошить казну и собрать налоги за два года вперед, чтобы снарядить эту громадукораблей с их грузом.

На двух десятках дромонов, что следовали за головнымкораблем, было негде яблоку упасть, столько набилось священников в дорогихпарчовых ризах. Везли с собой церковные книги, мощи святых, реликвии церкви.Константинопольский епископ часто встречался с самым знатным пассажиром корабляи всего флота, а также тем трофеем войны, в обмен на который ??вирепыйповелитель Руси обещал вернуть Херсонес.

Все было бы ладно, но в недрах константинопольскойдипломатии, изощренной в интригах высшей сложности, созрела богатаявозможностями комбинация. Очень опасная для задумавших ее, еще более опаснаядля тех, кто брался осуществлять, но сколь великие выгоды обещала просвещенномумиру!

Личный корабль базилевса, на котором везли Анну, сопровождалидва десятка боевых кораблей имперского флота. Когда впереди показался корабль,идущий навстречу, весла на трех кораблях дружно вспенили воду, рванувшисьнавстречу, а воины спешно изготовились к бою.

Корабль был похож на варяжский. Такой же задранный нос,высокие борта, где по обе стороны блестят красные щиты, вывешенные в ровныйряд, такой же ряд остроконечных шлемов с красными яловцами. По ним кормчийпризнал корабль русов.

– Купцы? – спросила Анна.

– Вряд ли… Воинов слишком много. Сейчас узнаем…

Она приложила кулачки к груди, смотрела со страхом. Дажекорабль выглядел молодым и дерзким, как все из страны варваров. Если тяжелыекорабли империи вспарывали волны тяжело и мощно, то корабль русов весело летелпо верхушкам волн, едва задевая воду.

Парус начали опускать заблаговременно. Корабль чутьразвернуло под ударом ветра, полуголые звероподобные люди метнули веревки. Наимперском поймали, но подтягивать не спешили.

– По какому делу?

– От великого князя Руси!

– Что велено?

– К вам перейдет его воевода! Расскажет.

Многочисленная стража наблюдала, как через борт перепрыгнулчеловек выше среднего роста, коренастый, волосы как осыпаны снегом, но светлыеглаза смотрят ясно, пристально. Он был одет по-варварски небрежно, но в поясе ина рукояти меча сверкали крупные рубины и топазы.

– А где Анна? – спросил он густым сильным голосом.

С высоты мостика раздался ясный чистый голос:

– Я слушаю тебя… Господи! Это… это Войдан?

Войдан повернулся, широко раскинул руки:

– Я, мое солнышко!

Анна сбежала по ступенькам, с разбега бросилась ему нагрудь. Ее плечи тряслись, но чувствовала такое облегчение, какого не испытывалас раннего детства.

– Войдан! Милый! Как ты здесь очутился?

Войдан по-отечески гладил ее по голове, как бывало в тевремена, когда совсем маленькую подсаживал в носилки, в повозку базилевса:

– Известно как… Приехал встречать тебя. Я продолжаюслужить тебе, моя принцесса!

– Войдан! – Она снова прижалась к нему, ухватиласьза ремни на его груди. – Как хорошо… Ты меня не оставишь?

Он весело расхохотался:

– Ни за что на свете!

– А… повелитель Руси?

– Он меня убьет, если я тебя оставлю.

Анна с трепетом смотрела на приближающуюся громаду башен икрепостных стен Херсонеса.

Приблизились лодки, на веслах сидели русы. Гребли мощно,весело, глаза были разбойничьи. Она со страхом смотрела на эти чисто выбритыепо языческой моде лица. Бородатые лица попадались крайне редко, ей шепнули, чтоэто и есть либо христиане, либо иудеи, либо магометане. Правда, многие воиныислама тоже были с голыми подбородками.

Дромон остановился, проскрипев днищем по песчаному дну. Одналодка шла быстрее других, гребцы гребли весело, что-то кричали сильнымиголосами. Все были в кольчугах, похожие на больших, блестящих на солнце рыб. Наголовах блестели остроконечные шлемы. Голые до локтей мускулистые руки дружнорвали весла.

С борта бросили веревку, но воин с носа корабля, оставиввесло, прыгнул, как большой хищный кот, ухватился за борт и в один мах оказалсяна палубе.

Он был высок и черноволос, как грек, на бритой голове ветертрепал клок черных как смоль волос. Чисто выбритый подбородок отливал синевой.Глаза его смеялись.

Анна замерла, прижала кулачки к груди. Сколько раз во снеона видела эти дерзкие глаза, суровые складки у рта, смеющиеся губы! И вот онприбыл увидеть, как ее продают великому князю Руси…

Она увидела в его глазах и лице жадность и боль. Он жаждалее все эти годы страстно, неистово, он страдал, и никакой накал в письмах немог передать того жара, что полыхает в его сердце, это видно по его лицу… Он исейчас жаждет ее по-варварски, а это значит – неистово, не зная удержу, нежелая знать никаких препятствий…

Она первая нарушила торжественное молчание:

– Ты прибыл, чтобы отвезти меня великому князю… нынеимператору Руси?

Он смотрел неотрывно в ее лицо, и казалось, его душаунеслась далеко. От ее негромкого голоса даже вздрогнул:

– Что? Ах да, я для этого и прибыл.

Он покосился на Войдана, что стоял с каменным лицом. В еготемных глазах промелькнуло странное выражение.

– А ты еще не стал христианином? – спросила она.

Ее бывший ипаспист развел руками:

– Да хоть чертом стану, только вели!

Она медленно наклонила голову. Его отчаяние, скрытое заудалым бесшабашием, понимала.