– Все будет хорошо…

В зал входили и выходили воины, воеводы. От них пахло жаркойпылью и кровью, а пот смешивался с запахами гари. На нее посматривали слюбопытством, Анна почти у каждого в глазах видела затаенную хитрость. От неечто-то скрывали!

Наконец отворилась парадная дверь. Войдан взял Анну подруку, повел. Она старалась держаться гордо, хотя ее пальцы на руке Войданатрепетали, а сердечко мелко-мелко тряслось от страха.

Парадный зал был огромен. На той стороне высился трон. Пообе стороны стояли в красивых одеждах знатные мужи, а на троне сидел высокий исильный мужчина. На его плечи был наброшен красный плащ, голова была непокрыта,блестела, чисто выбритая, только иссиня-черный клок волос падал сбоку ипрятался за ухом.

Анна остановилась. Сердце стучало все громче. Великий князьРуси, это явно был он, величаво поднялся, некоторое время смотрел с надменнойулыбкой, потом вдруг бесшабашно рассмеялся, сбросил плащ и сбежал по ступенькамвниз.

Это был дерзкоглазый Вольдемар!

Анна еще не поняла, брови ее взлетели наверх, а сердце ужезабилось в радостном предчувствии:

– Ты?

Он засмеялся весело и грохочуще:

– Я!

– Но… а великий князь Руси…

Он оглянулся на бояр и воевод, крикнул со смехом:

– Не похож?

Он протянул к ней руки, и она не помнила, когда преодолеларазделявшее их пространство, очутилась в его объятиях, прижалась так сильно,что он ойкнул на полуслове, обхватил ее, поднял на руки.

Со всех сторон раздался такой довольный рев, что дрогнулистены. Она лежала в его руках, прижавшись к широкой груди, а в зал набивалосьвсе больше людей, здесь были и простые воины, все орали и подбрасывали шлемы,били рукоятями мечей в щиты.

Последними в двери протиснулись запыхавшиеся василики,митрополит, высшие чины ромейской империи. На их лицах отразился ужас: ихпринцесса, которую они должны были беречь ценой жизни, уже в руках варварскогоправителя!

Один с криком: «Княже!», «Базилевс!» – бросился через толпу.Остальные поспешили за ним. Хоть и нехотя, но давали дорогу: все-таки гости.

Губы Владимира и Анны слились воедино. Он держал ее наруках, не чувствуя веса, это было его тело, а она прижималась так крепко, чтоон в самом деле не чувствовал разницы между своим телом и ее.

Василик подбежал, упал на колени, ухватился дрожащимипальцами за сапог Владимира:

– О, великий базилевс Руси! Пощади! Но это –неправильно…

Воины зычно хохотали. Анна наконец оторвала губы от его,горячих и твердых, застыдилась и спрятала лицо на его груди, а Владимир сказалс легкой насмешкой:

– Почему? Вот при всем честном народе клянусь, что беруее такой же непорочной… как и семь лет назад, когда служил в Царьграде!

Общий веселый рев был ему ответом, где потонули растерянныевскрики василиков. Анна только и услышала знакомые слова на ее языке:

– Ага, в Царьграде! При ее постели служил!

– Что бы то ни было, а платье невесты должно бытьбелым!

– Га-га-га!

– Удалой князь, удалой!!!

Владимир вернулся к трону, усадил счастливую Анну, что нежелала размыкать рук вокруг его шеи. А сам вдруг встал на одно колено. Онаспросила с испугом:

– Что с тобой?

– Не знаю, – ответил он счастливо, – но мнехочется встать перед тобой на колени.

– Почему? Зачем?

Голос его был недоумевающий:

– Если бы знал… Это что-то выше меня! Главнее.Наконец-то я получил все, к чему шел так долго. Я люблю тебя, Анна!

Она ответила тихо, но во внезапно наступившей после словВладимира тишине ее услышали все:

– И я люблю тебя, мой герой… Я любила тебя все годы. Иждала…

Последние слова снова потонули в оглушительном реве. Средираскрасневшихся счастливых лиц мелькали растерянные лица митрополита ивасиликов. Все шло не так, как было задумано. Но принцесса счастлива, видно поее лицу. Настолько счастлива, что если правильно все повернуть, то на этомможно заработать даже больше, чем планировали.

Владимир, бережно обнимая ее за плечи, вывел на балкон. Небобыло черным как сажа, звезды горели по-южному яркие, сочные. Пахло гарью,кое-где еще догорали дома. Крики почти утихли, лишь глухо стучали копыта.

Анна прошептала, словно все еще не верила:

– Подумать только… Ты сказал еще мальчишкой, что всеравно меня возьмешь… Тебе было тогда десять лет, а мне – семь… И ты всю жизньэто помнил?

– Я к этому шел, – ответил он. – Якарабкался, обламывая ногти! Зачем мне было княжество? И великое княжение?Зачем мне становиться базилевсом, если бы это не дало тебя?

Она покачала головой, голос был потрясенным:

– Тебе было двадцать, когда ты появился второй раз… Амне семнадцать. Ты стал еще злее, в твоих глазах постоянно были злость иотчаяние. Ты сказал тогда: я все равно тебя возьму! Одну – или с Царьградомвместе.

Она засмеялась счастливо, прижалась к нему. Он засмеялсятоже:

– А кто сказал, что не возьму и Царьград?

Голос был веселым, но глаза оставались серьезными.

Часть войск разместилась прямо в городе. Не всем хватилодомов, ночевали на теплой от пожарищ земле, укрывались звездным небом. Аннавысвободилась из его рук, прислушалась:

– Поют!

– Победители, – ответил Владимир снисходительно.Он жадно вдыхал запах ее волос, трогал губами порозовевшие мочки ушей. –Ромеям рога посшибали!

Она покачала головой:

– Нет, это не о войне… Подойдем, послушаем? Я хочупроверить, насколько понимаю русскую речь.

– Не боишься?

Ее смех был счастливым.

– С тобой?

В зале стражи поднялись, хотели идти следом. Владимирпокачал головой, но незаметно для Анны дал знак. Мол, следуйте в отдалении. Ктопокажется на глаза – прибью.

Запах пожарищ стал сильнее, когда вышли на ступени. Подногами захрустела зола. На той стороне площади в багровом свете видны быливоины, слушали кощюнника. У костра собралось их не меньше четырех десятков,остальные слушали, лежа у своих костров. Чистый сильный голос разносился вночной тиши далеко.

Владимир через головы разглядел, что кощюнник стар и слеп,но пальцы его уверенно бегают по струнам. Песня была красивая и печальная,слушали затаив дыхание. Он не вслушивался в песню, в душе гремела своя песня,спросил одного: