Какое-то время он, словно зачарованный, не отрывал глаз отциферблата, потом захлопнул крышку и посмотрел на выгравированные на нейсигулы: ключ, розу и Башню. Слабый, сверхъестественный свет начал пробиватьсяиз поднимающихся по спирали окон.

«Они не знали, что может быть и такое», — подумал он иаккуратно убрал часы в левый нагрудный карман, предварительно проверив (какделал всегда) нет ли в нем дыры, через которую они могли выпасть. Потомприготовил ужин. Он и Патрик поели с аппетитом.

Ыш к еде не прикоснулся.

6

Если не считать ночь, которую он провел в разговорах счеловеком в черном (ночь, когда Уолтер предсказывал судьбу на, безусловно,подтасованной колоде карт), эти двенадцать часов темноты на берегу пересохшейречки стали самыми длинными в жизни Роланда. Усталость проникала все глубже иглубже, пока не создалось ощущение, что на него навалили груду камней. Давниелица и давние места маршировали перед глазами, веки которых становились всетяжелее и тяжелее: Сюзанна, скачущая по Спуску с развевающимися за спинойзолотистыми волосами; Катберт, бегущий вниз по склону Иерихонского холма, и еговолосы тоже развевались за спиной, крича и смеясь; Алан Джонс, поднимающийстакан, чтобы произнести тост; Эдди и Джейк, с веселыми криками борющиеся втраве, лающий Ыш, бегающий вокруг.

Мордред был где-то рядом, и близко, но вновь и вновь Роландчувствовал, как погружается в сон. Всякий раз ему удавалось рывком выдергиватьсебя из объятий Морфея, и тогда он начинал торопливо оглядываться, понимая, чтовсе ближе подходит к черте, за которой глубокий сон неизбежен. Всякий раз оножидал увидеть черного паука с красной отметиной на животе, бросающегося нанего, но видел только пляшущих вдалеке оранжевых гобов. И не слышал ничего,кроме завывания ветра.

«Но он ждет. Наблюдает. И, если я засну, когда я засну,бросится на нас».

Примерно в три часа ночи только огромным усилием воли емуудалось вырваться из дремы, которая через мгновение-другое точно утянула бы егов глубокий сон. Он в отчаянии начал озираться. Ладонями так сильно потер глаза,что перед ними засверкали звездочки, искорки, огоньки. Костер едва тлел. Патриклежал в двадцати футах от него, у искривленного ствола тополя. С того места,где сидел стрелок, юноша казался укрытым шкурой мешком. Ыша нигде не быловидно. Роланд позвал ушастика-путаника, но ответа не получил. Стрелок уже решилподняться, но тут увидел маленького дружка Джейка, лежащего чуть дальше границысветового круга, отбрасываемого догорающим костром. Во всяком случае, увиделпоблескивание глаз с золотыми ободками. Глаза эти с мгновение смотрели наРоланда, а потом исчезли, вероятно, Ыш вновь положил морду на лапы.

«Он тоже устал, — подумал Роланд. — И почему нет?»

Вопрос о том, что станет с Ышем после завтрашнего дня,попытался всплыть на поверхность тревожного, усталого сознания стрелка, ноРоланд загнал его в глубину. Он поднялся (рука скользнула по бедру, котороераньше доставляло ему столько хлопот, позабыв о том, что боли там давно уженет), подошел к Патрику и разбудил, тряхнув за плечо. Трясти пришлось сильно, нов конце концов глаза юноши открылись. Роланда это не устроило. Он схватилПатрика за плечи, приподнял и усадил на землю. Можно сказать, бросил. Тотиспуганно ставился на Роланда, словно ожидая беды.

— Помоги мне разжечь костер, Патрик.

Занятие это должно было хоть немного разбудить юношу. И кактолько огонь разгорелся, Стрелок решил, что Патрик может какое-то времяподежурить. Идея эта Роланду не нравилась, он понимал, что оставлять на вахтеПатрика опасно, но знал и другое: еще опаснее продолжать нести вахту самому.Ему требовалось поспать. Часа или двух вполне хватило бы, и, конечно же, Патриксмог бы прободрствовать этот короткий промежуток времени.

Патрик с готовностью собирал ветки и клал в костер, хотядвижениями напоминал зомби — оживший труп. И как только костер разгорелся,плюхнулся на прежнее место, сунув руки между костлявых колен, уже скорееспящий, чем бодрствующий. Роланд подумал, что парню надо бы дать хорошуюоплеуху, чтобы тот окончательно проснулся, и потом с горечью корил себя за то,что не стал прибегать к этому действенному приему.

— Патрик, послушай меня, — он вновь тряхнул юношу за плечи,достаточно сильно, чтобы заставить летать длинные волосы, но часть их сноваупала на глаза. Роланд отвел их в сторону. — Я хочу, чтобы ты бодрствовал и несвахту. Только один час… до того момента… Посмотри на небо, Патрик! Посмотри!Боги, не смей засыпать, когда я с тобой говорю! Видишь это? Самую яркую звездуиз тех, что ближе к нам?

Роланд указывал на Древнюю Матерь, и Патрик тут же кивнул. Вего глазах блеснула искорка интереса, и Роланд подумал, что он на правильномпути. На лице Патрика читалось желание нарисовать Древнюю Матерь. И, скореевсего, он бы бодрствовал, рисуя ее, сверкающую между двух толстых расходящихсяветвей тополя. Может, бодрствовал бы и до зари, если бы сильно увлекся.

— Вот, Патрик, — он усадил юношу к стволу другого тополя, внадежде, что твердая, бугристая кора поможет удержаться от сна. Каждое движениедавалось Роланду с трудом. Словно происходило все под водой. Он устал. Оченьустал. — Ты по-прежнему видишь звезду?

Патрик энергично кивнул. Его сонливость сняло, как рукой, истрелок возблагодарил богов за дарованную милость.

— Когда она зайдет за толстую ветвь, и ты не сможешь видетьее и рисовать, не поднявшись… позови меня. Разбуди, как бы громко тебе нипришлось кричать. Ты меня понял?

Патрик тут же кивнул, что Роланд достаточно долго пробыл сним в одной компании, чтобы знать, кивок означает слишком мало, а то и ничего.Он всегда стремился доставить собеседнику удовольствие. Спроси его, равняютсяли девять плюс девять девятнадцати, он бы кивнул с тем же энтузиазмом.

— Когда ты не сможешь увидеть звезду с того места, гдесидишь… — собственные слова доносились откуда-то издалека. Ему оставалось лишьнадеяться, что Патрик слышит его и понимает. Тем более, что лишенный языкаюноша уже взял альбом с отточенный карандаш.

«И это моя лучшая защита, — пробормотал внутренний голосРоланда, когда тот шел к горке шкур, что лежали между Хо-2 и костром. — Он незаснет. Пока будет рисовать, не так ли?»

Стрелок надеялся, что так и будет, но знать наверняка немог. Да его это и не волновало, потому что он, Роланд из Гилеада, в любомслучае собирался улечься спать. Он сделал все, что мог, а теперь хотел толькоодного: закрыть глаза.

— Один час, — он сам едва слышал свой голос. — Разбуди менячерез час… когда звезда… когда Древняя Матерь скроется за…

Договорить Роланд не смог. Даже не узнал, что пересталговорить. Усталость схватила его и мягко забросила в глубокий, без сновиденийсон.