Девушка, которую звали Рубальса, была сиротой и жила с бабкой в селении на реке Вос. Окинув ее пристальным взглядом профессионального оценщика женских прелестей, Симбан немедленно решил, что Рубальса не из племени скотоводов. Жены пастухов были смуглы и в молодости склонны к приятной полноте. Рубальса была стройна и царственно высока, ее кожа была бела, как лепестки белых маков, а волнистые и тяжелые черные кудри отливали на солнце тусклой медью. Симбану доводилось встречать таких девушек, но ни одна из них не была родом из долин Воса.

[…]

Наконец сделка была заключена, и сумма, изрядно истощившая кошель евнуха, уплачена. После чего Симбан из любопытства расспросил старуху о настоящих родителях Рубальсы. Бабка, опасаясь, что признание может отменить ее право на выкуп, сначала твердила, что Рубальса – дочь ее сына, пастуха Олота, который давно умер, как и его жена. Симбан, разгадав ее опасения, успокоил старуху, соблазнив еще несколькими монетами и кожаной бутылью пальмового арака, которую захватил для собственного утешения. И старуха рассказала евнуху, что однажды вечером Олот, поивший своих коров, обнаружил в грязи у водопоя лодочку, которую медлительное течение Воса прибило к берегу; в лодочке лежал младенец женского пола, запеленутый в богатые ткани невиданного плетения и рисунка. Олот принес младенца домой, и они с бездетной женой вырастили девочку как собственную дочь. И вот спустя восемнадцать лет младенец превратился в странную и прелестную девушку Рубальсу.

В подтверждение своей истории старая ведьма предъявила пеленки из тонкого пурпурного льна, расшитого желтыми и алыми шелками. Также она показала евнуху странный амулет из зеленоватого яшмового оникса, который Олот обнаружил на шее младенца. На амулете был вырезан нелепо ухмыляющийся профиль бога Юклы, покровителя веселья и смеха. Такую ткань и узор, а также резьбу Симбану уже доводилось видеть, и они подтвердили его догадки относительно происхождения девушки. Евнух убедил старуху расстаться с этими реликвиями и быстро спрятал их в кожаный мешок, который всегда носил на поясе рядом с кошелем. Он собирался показать их царю Хоарафу, полагая, что эти предметы добавят таинственности природному очарованию Рубальсы и вернее разбудят желания разборчивого царя.

[Добравшись до монастыря, путники встречают еще одного гостя, мужчину в вышитом плаще, который, выпив крепкого эля, впадает в беспамятство. Следующий отрывок – из финала рассказа; описанное в нем происходит после того, как Зобал и Кушара бросают жребий, решая, кому достанется Рубальса.]

В это мгновение мужчина в вышитом плаще, о чьем существовании все успели забыть, неожиданно появился среди руин и обратился к Зобалу. Мужчина этот выглядел потерянным и сбитым с толку, и, очевидно, его состояние объяснялось не только обильными возлияниями за монастырским столом.

– Мне снился странный сон, – сказал мужчина в вышитом плаще. – Будто я наткнулся на монастырь в пустыне, заблудившись во тьме, окружившей меня средь бела дня. Аббат и его монахи были подозрительно любезны, и после нескольких глотков их крепкого янтарно-коричневого эля я уснул. Проснулся я под луной в грязной яме с осыпающимися стенами, а вокруг меня валялись человеческие кости и гниющие куски плоти, словно объедки вурдалачьей пирушки. Я выбрался из ямы по разрушенной лестнице и очутился среди этих руин, хотя не припомню, чтобы видел их прежде.

Зобал коротко пересказал ему события этой ночи и добавил:

– Тебе повезло, ибо наверняка Уджук оставил тебя для своей омерзительной трапезы после того, как наиграется в инкуба.

– Мне трудно поверить твоим словам, – ответил незнакомец. – И все же я, кажется, видел тебя и твоих спутников за столом аббата… Не мог же я забыть девушку, которая стоит вон там, ибо она напомнила мне ту, что в прежние времена была мне дорога.

Вероятно почувствовав, что сказанного недостаточно, он продолжил:

– Меня зовут Вадарт, и я состою раздатчиком милостыни при царе Илоргхе в Тасууне. По собственной надобности я направляюсь через пустыню Издрель в долины реки Вос… Эта девушка напоминает мне о цели моего путешествия, ибо как две капли воды похожа на Ирали, мою возлюбленную жену, которая умерла почти девятнадцать лет тому назад, едва родив девочку. В возрасте пяти месяцев девочку эту из мести похитил слуга, которого я выгнал за совершенные им проступки. Долго и тщетно разыскивал я хоть какой-нибудь след моей дочери, пока не отчаялся. Но несколько недель назад ко мне пришел человек, который встретил похитителя в далеком городе; похититель, будучи при смерти, признался, что украл моего ребенка, в чем раскаялся; он поведал, что бежал с моей дочерью в Йорос, где положил ее в лодку, пустил по волнам в верховьях реки Вос и с тех пор ничего не знает о ее судьбе. Его рассказ воскресил во мне угасшую надежду: кто знает, возможно, моя дочь выжила? Я намеревался пройти вдоль течения реки и расспросить о ней приграничных жителей.

Кушара с Рубальсой выступили вперед и вместе с Зобалом слушали рассказ мужчины в вышитом плаще с нескрываемым удивлением.

– Воистину, – воскликнул Кушара, – чудеса этой ночи еще не кончились!

И он рассказал Вадарту, как вместе со спутниками нашел Рубальсу в селении у реки Вос, присовокупив историю, которую Симбан вытряс из старой ведьмы, – о том, как ее сын Олот нашел девочку в лодке.

– При нас есть вещи, которые старуха отдала Симбану, – вставил Зобал.

Он склонился над мертвым евнухом и порылся в суме у того на поясе, разодранной когтями Уджука. Из дыры торчал кусок вышитой ткани, и Зобал извлек на свет пеленку Рубальсы. Предмет, аккуратно завернутый в пеленку, выпал и звякнул о плиты; не успел Зобал за ним наклониться, как Вадарт с громким воплем упал на колени и схватил упавший предмет.

– Это амулет моей потерянной дочери, а это ее пеленки, – промолвил он дрожащим голосом. – Амулет изображает бога Юклу, и я сам повесил его младенцу на шею, дабы уберечь от злых демонов.

Он встал с пола и обнял Рубальсу, которая, обретя отца, не могла прийти в себя от радости.

Раздатчик милостыни обернулся к Кушаре и Зобалу.

– Вы готовы отправиться со мной в Тасуун? – спросил он. – За храбрость, что вы явили этой ночью, я пристрою вас капитанам стражи царя Илоргха.

– Что до меня, я готов, – сказал Кушара, а лучник добавил:

– Как гласит старая пословица, негоже разлучать ребенка с родителем, влюбленных друг с другом, а товарища с товарищем. Поэтому я пойду с вами.

Смерть Илалоты

О повелитель зла, владыка темных сил!

Пророк твой возвестил,

Что новым даром наделил посмертно