Стол в центре был сервирован на двоих. Под широкими серебристыми крышками скрывались неизвестные, таинственные блюда. Это интриговало. Интересно, что он приготовил для меня? Ведь мой наниматель сделал это сам, своими руками. Мне всегда нравились мужчины, умеющие готовить. Вот только в моей жизни они встречались крайне редко. Точнее, почти и не встречались.

Джон подвёл меня к одному из стульев и помог усесться поудобнее.

Мамочки мои!

Оказывается, завтрак в этом чудесном месте был только первой частью сюрприза.

Прямо передо мной за синевой моря раскинулся залитый солнцем город. Разноцветные трёх и четырёхэтажные дома лепились друг к другу, создавая целые архитектурные аллеи. Кое-где из-за зданий выглядывали невысокие башенки, или только казавшиеся невысокими из-за расстояния. Зато справа на возвышенности возвышалась серая громада средневекового замка. Уж он-то точно был намного масштабнее более поздних построек внизу.

Между нами и берегом сновали десяткинебольших яхточек и катерков. С одной, проплывшей совсем близко от нашего борта, нам помахал рукой смуглый брюнет, одетый лишь в обрезанные джинсы, бронзовый загар и широкую улыбку. Белый парус на бирюзовой поверхности моря смотрелся просто нереально. Как будто я пришла в музей и вижу не настоящую жизнь, а воспоминания влюблённых в море художников.

– Просто потрясающе, – выдохнула, поворачиваясь к Джону, и заметила, что он с улыбкой наблюдает за мной. Будто подарил ребёнку игрушку и наслаждается чистой, незамутнённой радостью детского, наивного открытия.

– Я так и подумал, что завтрак на свежем воздухе пойдёт тебе на пользу, – улыбнулся он. Эта улыбка очаровывала, в неё можно было влюбиться. Сразу и бесповоротно. Поэтому я запретила себе об этом думать. Потому что влюбиться в своего работодателя с моей стороны было бы просто-напросто глупо. А ещё наверняка очень болезненно, потому что разбитое сердце кровоточит долго.

– Что это за город? – вот вполне безопасная тема, об этом и поговорим с моим миллиардером. Стоп! Это я так его назвала? Наверняка просто оговорилась. Горцева! Я за тобой слежу!

– Это Дьепп, курортный городок, когда-то его любили посещать писатели и художники.Там, – Джон кивнул головой на берег, и его лицо приобрело мечтательное выражение, – есть кафе на маленькой площади, где в своё время собирались Моне, Ренуар, Писсарро* и другие. Они говорили об искусстве, обсуждали сюжеты и вдохновлялись на создание шедевров.

– Неудивительно, здесь очень красиво, – я тоже смотрела перед собой и никак не могла налюбоваться, всё впитывала в себя белые уступы скал, лазурные воды моря и силуэты освещённых солнцем зданий. – Если бы я была художником, наверное, никогда бы не устала рисовать эти уступы меж водой и небом.

– Ты рисуешь? – взгляд Джона стал пристальнее, или мне показалось?

– Что вы, нет, – усмехнулась я. – Я могу разве что дерево изобразить. Ну или чайку. Вообще, с птицами проще всего: рисуешь галочку, – я показала само движение пальцем, – и готово.

Джон расхохотался. И на душе у меня потеплело от его смеха.

– Могу сказать точно, в душе – ты стопроцентный художник.

Я улыбнулась ему в ответ. Взгляд Джона гипнотизировал, притягивал к себе, лишал меня воли. Кажется, меня даже повело в его сторону. Словно рядом с ним была какая-то магнитная аномалия.

Но он отвёл взгляд и приподнял серебристую крышку со стоявшего передо мной широкого блюда.

– Омлет с овощами, – представил шеф-повар мне свой шедевр.

– Очень приятно, Омлет, меня зовут София, и я тебя сейчас съем, – вооружилась ножом и вилкой, подтверждая своё намерение.

Джон странно взглянул на меня. Удивлённо. Как будто его поразила моя детская выходка. Вот дура! Нужно было не играться, а поблагодарить его. Это ж миллиардер, и он старался для тебя. А ещё ухаживал за тобой ночью. А ты, невоспитанная, неблагодарная… овца.

– Спасибо, мистер Кэлтон, омлет просто потрясающий, – сказала я, прожевав кусочек. А вот дальше было сложнее, слова и подбирались-то с трудом, а уж выходили из меня вовсе с серьёзным нажимом. – И вообще, спасибо… за всё… Вы вовсе не обязаны были ухаживать за мной… Это я… А вы…

– Зови меня Джон. – он разлил по стаканам жёлтый сок из прозрачного кувшина. И я тут же сделала несколько жадных глотков. Апельсиновый. Супер. Всё-таки нелёгкая это работа – благодарить того, кто много для тебя сделал, хотя вовсе и не обязан был этого делать.

– Что? – я так увлеклась подбором правильных слов и философствованием по поводу благодарности, что совсем не слушала, о чём он там говорит. Просто пропустила, как белый шум. – Простите.

Смутилась окончательно. Подавилась омлетом и закашлялась. Вот ведь невезенье! Сквозь выступившие слёзы я попыталась разглядеть стакан с соком, но тут он самостоятельно ткнулся мне в ладонь.

– Спасибо, – пробормотала, откашлявшись. И что это миллиардер такой обходительный? Услужливый, вежливый. Прямо какой-то идеальный.

Разве не должен он кричать на меня, капризничать, требовать луну с неба, или что там у этих американцев принято?

– Я хочу, чтобы ты называла меня Джон, – повторил он, – попробуй, это несложно.

И смотрел при этом на меня. Прямо мне в глаза. Я и хотела бы опустить взгляд, но он не позволял.

– Ну же, скажи, – и тон такой… не приказной, а, скорее, уговаривающий. Он словно дикого зверька приручает.

– Джон, – выдохнула я, тут же замечая его улыбку. У губ она тронула только уголки, а вот в глазах… Глаза мне улыбались. Так тепло и мягко, что меня опять захватила аномалия и потянула в его сторону. Кажется, даже губы начали вытягиваться в трубочку, прося, умоляя о поцелуе.

Но не успела я ничего понять, как выражение его лица изменилось. В глазах уже мерцали льдинки северного полюса, а голос был холодным и отстранённым. Теперь он не просил, он приказывал, подчиняя себе, лишая свободы воли, требуя немедленного ответа.

– Расскажи мне о себе, София Горцева, кто ты такая и что делаешь на моей яхте?

* Французские художники-импрессионисты.

– Я как раз хотела с вами об этом поговорить… – начала было она, но сбилась.

Под пристальным, испытующим взглядом Джона ей стало неуютно. Он продолжал давить, чтобы она окончательно смутилась, почувствовала себя голой. И раскололась. Он заглядывал прямо вглубь неё, просвечивая насквозь рентгеновскими лучами своих глаз.

Ещё чуть-чуть, немного дожать.

Но София вдруг выпрямила спину и смело встретила его взгляд, больше не опуская глаза. Бунт?

Так не ведут себя те, кому есть, что скрывать. Джон всё больше и больше сомневался в том, что она шпионка его сына. Слишком открыто девчонка себя вела, слишком искренними были её эмоции. И она по-настоящему расстроилась из-за его недоверия.