еси, матушка родимая!

Как пройдёт тому времецьку три годика,

Да пройдёт-то тому времецьку ведь шесть годов,

Да пройдёт-то тому времецьку всё деветь лет,

Да пройдёт-то тому времени двенадцэть лет, —

10 Ты бери-тко, моя матушка, золоты клюци,

Отмыкай-ко, моя матушка, ко́ваны ларьци,

Ты бери-ко-се мою-ту ведь золоту́ казну,

Ты клади-тко по ц́ерьквам,а всё по мана́стырям;

Уж ты пой-ко панафиды по мне великия,

15 Ты служи по мне обедни да всё поми́нальни.

А тибе-то, моя да ведь молода жона,

Ище́ душоцька Настасья Королевисьня,

Ай тибе-то, Настасьюшка, воля вольняя:

Хоть вдовой ты сиди да хоть заму́ж поди,

20 Хошь за князя поди ты, хоть за боярина,

За купця-гостя поди хоть за торгового,

За хрисьянина поди ты хоть за прожиточьнёго;

Не ходи же за Олёшеньку за Поповиця,

За того ли за братёлка за крестового;

25 У нас заповедь с им-то была положина:

Шьчо не делать-то нам шьчобы на зло́-то нам,

Не ёму шьчобы на́ зло-то, не мне ёму».

Ай прошло тому времени три годицька,

Да прошло тому времецьку ведь шесть годов,

30 Да прошло тому времени ведь ишше деветь годов,

Да прошло тому времени двенадцать лет;

Тут не соболиная шубоцька прошу́мела,

Как сафьяны-ти сапо́жицьки проскры́пели;

Как заходит во полатушки всё Владимер-князь,

35 Он заходит в полаты-ти, стал ведь свататц́е:

«Ты поди, поди, Настасьюшка, за Олёшеньку Поповиця!»

Говорит-то Настасья всё таковы реци:

«Я пойду за Олёшеньку за Поповиця;

Подожду ишше́ Добрынюшки из циста́ поля,

40 Подожду ишше́ Добрынюшки хошь два месеца:

Отпою ишше́ обедни да с панахидами,

Помяну ишше́ Добрынюшку всё Никитиця».

Шьчо прошло того времецька два месеця;

Отслужили обедни всё с панахидами.

45 Как приходит опеть да всё Владимер-князь:

«Ты поди, поди, Настасьюшка Королевисьня,

Королевисьня Настасья, ты дочь Никулишьна!

Ты поди, поди, Настасьюшка,б всё в замужество

За того ли Олёшеньку за Поповиця:

50 Уж я сам ездил, Настасья, во чисто́м поли́,

Я разьведывал, вести переведывал —

Ишше нету Добрынюшки Микитиця:

Он ведь всё убит лёжит во чисто́м поли.

Ёво бело-то тело всё прибитоё,

55 Всё прибитоё, всё-то лёжит пристреляно;в

Ишше буйна головушка всё лёжит отсецёна;

Я ведь сам яво предал всё ко сырой земли».

Тут поверила Настасья Королевисьня,

Тут поверила враки́ всё князя Владимера;

60 Тут пошла-то Настасьюшка всё заму́ж она.

А ведь ехал Добрынюшка ис циста́ поля;

Повалилса отдохнуть-то он во бе́л шатёр;

Не усьпел он заснуть-то да ишше крепким сном, —

Да забил-то ево-то тут ведь доброй конь,

65 Он забил-то ведь тут да ножкой правою:

«Тебе полно спать, любимой ты мой хозяин же,

Ище́ на́ имя Добрынюшка ты Никитиць млад!

У тебя-то в доми-то есь нешчасьицо:

Молода-та жона у тебя заму́ж пошла,

70 Не за князя пошла, всё не за боярина,

Не за гостя-купця пошла за торгового,

Не за бедново-нужного за хрестьянина, —

За твоёго за брателка за крестового,

За крестового братёлка за назва́ного

75 За тово ли за Олёшеньку за Поповиця».

Недосуг тут Добрынюшки долго спать-лежать;

Он ведь скоро ставал же, пробужалсэ тут,

Он ведь скоро поехал-то в красен в Киев-град;

Он ведь прямо приежаёт к матушки на подворьицё.

80 Да выходит-то матушка на красно́ крыльцё;

Он заходит Добрынюшка в ихно всё подворьицо,

Не здороваитце он-то с ро́дной матушкой.

Ише матушка тут всё приросплакалась:

«И какой-то невежа приехал на сиро́цько моё подворьицё!

85 Он ведь смело идёт ко мне без докладу всё.

Кабы было у мня бы да цядо милоё

Как бы мо́лодой Добрынюшка всег Никитиць млад,

Не завёл бы он[115] на двор-то ко мне добра́ коня».

Как сказал тогда Добрынюшка ро́дной матушки:

90 «Ты не плаць, цёсна вдова Омельфа Тимофеёвна![116]

Не моци-ко ты своёго-то лиця белого,

Лиця белого своёго ты пристарелого.

Уж ты спрашивай ты лучше про Добрынюшку:

Мы недавно з Добрынюшкой прирозьехались;

95 Ай Добрынюшка поехал да во чисто́ полё,

Ище я-то поехал в красён Киев-град.

Уж ты дай-ко-се моё да платье цьветноё;

Наряжусь-то я ведь, маменька, скоморошиной». —

«Я не верю у тя, да доброй молодець:

100 Шьчо Добрынюшка у мня-то да был хорошенькой;

Ишше лицико было как снежку белого». —

«Уж ты шьто же ты, матушка родимая,

Как двенадцать-то лет как я езьдил по чисту́ полю, —

Загорело от солнышка лицё белоё,

105 Прирвалось у мня от лесу ведь платье цьветноё.

Посмотри-тко, моя матушка родимая:

На право́й-то у мня-то было на ножоцьки,

Ище всё было пято́нышко родимоё».

По тому ево признала-то ро́дна матушка.

110 «Ты неси-ко-се мне-ка звонцяты́ гусьли». —

«Молода-та жона, всё Добрынюшка Никитиць млад,

Шьчо пошла у мня Настасьюшка всё как за́муж-от;

Ище скоро они пойдут во Божью́ ц́ерьковь,

Ище скоро держать будут по злату веньцу».

115 А пошол-то Добрынюшка круте́шенько;

Он заходит в полаты всё княженеськия,

Он садилса Добрынюшка всё на пецьку-ту;

Ён ведь стал-то во гу́сельци всё поигрывать;

Он утешил всё князя со княгиною.

120 Ишше сам он играт-то, сам приговариват:

«Не пёкло́-то красно солнышко у вас три́ года́,

Не пёкло-то красно солнышко оно шесь годов,

Не пёкло-то красно солнышко оно деветь лет,

Не пёкло-то красно солнышко двенадцеть лет»;

125 (Молодой-то жены своей наговариват):

«Росьпекло-то красно солнышко всё росьве́тило

На тринадцэтом, Настасья, у тя годоцики».

Говорил-то ведь князь-от да всё Владимир-свет:

«Ты подьвиньсе поближе хоть, скоморошина,

130 Приутешь жениха у мня со невестою».

Тут узнала Настасья-та Королевисьня,

Говорила она всё князю Владимиру:

«Уж ты гой еси, красно ты наше солнышко,

Уж ты гой еси, свет ты Владимир же стольнё-киевськой!

135 Ты позволь, князь,