class="v">Илья Мурамець был, да свет-Ивановиць.

Пробужаитц́е Илья да от крепко́го сну;

Он свежо́й водой ключе́вой умываитц́е,

Тонким белым полотеньцом утираитц́е,

15 Он ведь молитц́е всё Спасу пречистому

Да царици небесной Богородици;

Ён выходит на широ́ку светлу улицю,

Он берёт свою трубочку подзорную,

Он ведь смотрит на цётыре во вси стороны:

20 Шьто во да́личи, дале́че во чисто́м поли,

Там ведь ездит бога́тырь по чисту́ полю,

Ишше ездит по чисту́ полю, полякуёт;

Он ведь ме́цёт всё палицю тежолую,

Он ведь ме́цёт-то палицю сорока пудов,

25 Он берёт-то едной рукой, с коня нейдёт,

Не ’станови́т он своёго коня доброго;

На кони-то сидит будто сильнёй бугор.

Ишше тут-то Илья Мурамець приужа́хнулса,

Приужа́хнулсэ, со страху прироздумалса:

30 «Мне кого бы послать-то во чисто́ полё,

Во чисто́ полё послать мне, попроведати?

Мне послать ведь разве Ва́нюшу боярьского —

Не простых-то родо́в — роду боярьского;

Утеряёт в цистом по́ли буйну голову.

35 Мне послать ведь разве Ваньку иниральского —

Ениральцького роду пришол, нежного;

Утеряет-то в цистом поли буйну голову;

Да послать разве Олёшеньку Поповиця;

Он ведь роду как всё поповського —

40 Потеряет в чистом поли буйну голову;

Мне послать разве всё брателка крестового

Как того ли Добрынюшку Никитичя».

Услыхает Добрынюшка таковы реци;

Он ведь скоро выходит из бела́ шатра,

45 Он ведь скоро седлат-то своёго коня доброго,

Он седлат, всё убират коня богатырьского:

Он двенадцеть шолко́выих упружинок засте́гиват;

Ише сам он коню да приговариват:

«Уж ты шолк всё не рвись, да ты убор не гнись!»

50 Що не ради красы, да ради крепости,

Ради силы своей да богатырьския.

Как поехал Добрынюшка во чисто́ полё,

Не наехал бога́тыря в чисто́м поли;

Он поехал Добрынюшка поближе ко синю́ морю

55 И увидял бога́тыря всё присильнёго;

Он скряцял ведь бога́тырь’,[111] во всю голову:

«Ты постой-ко, бога́тырь, сам ты мне скажись,

Ты скажись-ко мне, богатырь ты могу́цёй жа;

Подъежай ко мне поближе, мы как съедемсе».

60 Как услышел бога́тырь таку похвальбу,

Поворачивает своёго коня доброго;

Как зары́снула у коничка права́ нога —

(задела за землю, за корешок ли),

Мать сыра-та земля да потрясаласе,

Ише си́нёё море зволновалосе,

65 Из озёр, из рек вода да поливаласе.

Ишше тут ведь Добрынюшка испугаитц́е;

Подломились у Добрынюшки ножки резвыя,

Приупали у Добрынюшки руцьки белыя,

Приудрогло у Добрынюшки ретиво́ серцо́,

70 Помутились у его-то оци ясныя,

Прокатились у ёго жо горюци́ слёзы:

«Уж я скольки по цисту́ полю не езживал,

Уж я эдакого богатыря не видывал».

Поворацивал Добрынюшка добра́ коня

75 Ко своёму-ту он да ко белу́ шатру,

Ён поехал-то всё проць ко белу шатру.

Как стрецят-то старыньшина Илья Мурамець;

Недосуг Ильи коня учясывать-углаживать,

Недосуг ему двенадц́еть шолко́выих опру́жинок засте́гивать;

80 Ише сам говорит да таковы реци:

«Ише мне-ка во чисто́м по́ли смерть не писана;

Я поеду з бога́тырем побра́таюсь,

Я поеду с могуцим поздороваюсь».

Приежает Илья да во чисто́ полё;

85 Он наехал бога́тыря в чисто́м поли́;

А богатырь-то ездит, забавляитц́е

Он как детскима-боярьскима забавами;

Ишше сам-то он палици приговариват:

«Приклоню-ту свою палицю тяжолую,

90 Приклоню-ту я тибя прямо на красён Киев-град,

Как на матушку тибя, да каменну́ Москву».

Ишше те слова ведь старой ведь старыньшины

За беду-ту ёму стали за великую;

Приежаёт к бога́тырю близёхонько,

95 Он ударил своей-то ведь палиц́ей тяжолою,

Он ударил богатырю по буйно́й головы.

Как бога́тырь-то сидит, сидит не думаёт,

Он не думаёт сидит-то, сам не обёрнитц́е,

Не обёрнитц́е сидит, да не згле́нёт же.

100 Ишше тут ведь Илья да призадумалсэ:

«Разве силушка у мня уж не по-прежному,

Не по-прежному сила, не по-старому?»

Он отъехал всё за́ вёрсту за мерную,

Он нашол в поли́ горюцёй серой камешок,

105 Он ударил по ка́мешку палицёй тежолою —

Разлетелса-то камень на мелки́ куски.

Подъезжат опять к бога́тырю во второй након,

Он ударил его по буйно́й головы;

Ай бога́тырь-то сидит, всё не думает.

110 Ище тут опять Илья да отъежжает прочь;

Он ударил ведь в камень во второй након —

Разьлетелсэ ведь ка́мешок в мелки́ куски.

Приежает к бога́тырю во трете́й након,

Он ударил-то палиц́ей по буйно́й головы;

115 Да тогда-то бога́тырь усмехнулса-то;

Тут не лютоё зе́лье разгорелосе,

Богатырьско-то серцё роскипелосе;

Говорит-то Илья Мурамець таковы слова:

«Уж ты гой еси, бога́тырь ты могуцёй же!

120 Уж мы съедимсе с тобой разве, ударимсе».

Они съехались с им да всё ударились;

Востры сабельки у их да поломалисе,

Востры копьиця у их всё потупилисе

Всё от ихных же лат да богатырьскиих;

125 Ишше стали они да рукопашкою;

Ишше ма́стёр Илья-то да был боротисе;

Подкорю́цил бога́тыря правой ножоцькой;

Ище пал-то бога́тырь на сыру земьлю,

Мать сыра земля-то потрясаласе.

130 Он ведь хочёт пороть да груди белыя;

Ище сам он Илья-та ведь Мурамець пороздумалсэ:

«Я спрошу ведь у богатыря, роспрошу про то». —

«Уж ты гой еси, дородьнёй ты доброй молодець!

Тебе много от роду-ту тебе есь годов?» —

135 «А годов-то мне от роду-ту всё двенадцеть лет». —

«Ты ведь цьей же земьли да цьёго города,

Ты цьёго жо отця, ездишь, да цьей матушки?»

Говорит-то дородьнёй-от доброй молодець:

«Кабы сидел-то я у тебя да не белы́х грудях,

140 Не спросил бы я у тебя не роду, не племени,

Не спросил бы не города, отця-матушки,

Я колол бы твои-ти да всё белы́ груди,

Посмотрял бы твоё-то ретиво́ серцо».

Говорит-то Илья Мурамець во второй након;

145 Говорит-то ёму да во трете́й након:

«Уж ты цьей же