земьли да цьего города,

Ты какого отця, какой матушки?»

Говорит-то дородьней доброй молодець:

«Уж я города всё ведь я неверного,

150 Уж я сын-то Маринки всё Кайдаловки,

Да котора живёт во земли неверныя,

Получает она пошлину великую

Как с того ли со князя-то со Владимира

Шьто за ти ли за чёрны-ти его ка́рабли́;

155 А миня она послала всё на святую Русь,

На святую миня Русь-ту, всё в каменну́ Москву

Отыскать тибя, старого седатого;

Не дошод, она велела всё низко кланитц́е,

Называть тибя велела всё ро́дным батюшком;

160 Да дала она перстень на праву́ руку́».

Как увидял-то старая стариньшина,

Он ведь свой ведь увидел всё именной перстень

Он со той ли со ’ставоцькой драгоц́енною,

Он ведь брал-то его да за праву́ руку,

165 Человал он его в уста саха́рныя:

«Как моё ты, моё цядо милоё,

Цядо милоё моё ты, всё любимоё,

Ты ведь мла́денькой мой всё Подсоко́льницёк!»

Человал он в уста-то его в саха́рныя,

170 Он ведь стал-то ёму скоро росказывать:

«Я ведь был-то ходил-то да по синю́ морю;

Замётало-то миня погодушкой великою;

Я тогда подарил перстень твоей ро́дной матушки:

„Какого́ ты родишь, да тому отдай:

175 Хошь ты сына родишь, быват, ясна сокола,

Хоть ты доцьку родишь, ты красну девицю“».

(Ознакоми́лисе; после его и сын родилсэ).

А поехали они тогда во бело́й шатёр;

Как на радости пили да трои сутоцьки.

Подсокольницёк-то ведь на ёго зло думаёт,

180 Зло-то думает он, шьтобы зло бы зделати:

«Не послушаю я матушки наказаньиця,

Ухожу я своёго-то родна батюшка!»

Как ведь тут же Илья всё как за́спал жо,

Как крепки́м-то сном за́спал богатырьским же;

185 Ишше взял Подсокольницёк-от востро́ копьё,

Как направил ёму всё в ретиво́ серьцё;

Сохранил ёго Господь-от, всё помиловал:

Розлетелось копьё-то Ильи-то в белы́ груди;

Ище был-то у ёго на шеи навешан золотой же крест,

190 Золотой-от ведь крест был во вси груди;

Он ведь тем же крестом от смерти всё избавилсэ,

Он ведь взял Подсокольницька за жолты́ кудри,

Он бросал-то его-то ведь высо́ко же,

Он ведь выше ёго-то лесу стояцёго,

195 Он пониже всё облака ходе́цёго;

Он ведь тут-то его же не убил вовсё;

Привезал он к своёму[112] к добру́ коню:

«Ты беги-ко, ступай-ко, конь-лошадь добрая,

Увези Подсокольницька во своё2 место,

200 Щёбы не ездил к нам больше во чисто́ полё,

Во чисто́ к нам полё, щёбы в красён Киев-град;

Не допушшу ёго до матушки славной каменно́й Москвы».

Побежал-поступал-то тут ведь доброй конь,

Прибегал-то к родимой его матушки.

205 Ён крыцял-то скоро ведь да зысьним голосом:

«Уж ты гой еси, матушка родимая!

Ты родима моя матушка любимая!

Ты отворь-ка мне косисьцято окошочько,

Посмотри-тко на своёго цяда милого;

210 Ты велела ведь мне-ка старому низко кланетц́е;

Ище стар-от ведь надо мной как надругалсэ-то:

Привезал-то миня взял ко добру́ коню;

Розьвежи ты миня, маменька, скорёшенько».

Розьвязала она его скорёшенько,

215 Ише стала сама про то выспрашивать:

«Уж ты было ли, цядышко, на святой Руси?»

Он ведь взял своё-то всё востро́ копьё,

Он ведь матушки-то ударил всё ведь в белу грудь;

Ишше тут ведь она-то скоро́ представилась.

220 Ише сам-то собака похваляитц́е:

«Уходил-то теперец́е ро́дну матушку;

Как теперец́е мне будёт воля вольная.

Заполоню-ту все я руськия че́рны ка́рабли,

Изберу-ту, изымаю со караблей многи́х людей;

225 Разышшу-то тогда же Илью Мурамця,

Отсеку я по пле́ць ёму буйну голову».

Как пришло-то об одну по́ру, прикатилосе,

Уж и сотня ц́ернёных-то пришло ка́раблей;

Захватил-то он, вси-то за́брал-то,

230 Заполонил он народу всего да православного.

Как приходят ёрлыцьки скоро скорописьцяты,

Да приходят-то скоро всё во Киев-град,

Шьто во матушку приходят в камянну́ Москву:

«Захватил-то Подсокольничок чёрны ка́рабли,

232 Заполонил-то Подсокольницёк людей добрыих,

Да матросицьков он да всих карабельшицьков».

Как недолго тут Илья, немного он роздумыват,

Он скорёхонько-скоро да собираитц́е;

Он ведь скоро поехал тут к Подсокольницьку,

240 Он прибил всех со старого до малого,

Он отсек у Подсокольницька буйну голову,

Пригонил вси чернёны-ти свои ка́рабли́

Он ведь в гавань ко князю ко Владимиру.

5. ДОБРЫНЯ И ЗМЕЯ

Ишше был жил Никитушка, не славилсэ,

Да не славилсэ Никитушка, состарилсэ,

Да состарилсэ Никитушка, представилсэ.

Оставалась у Никитушки люба́ семья,

5 Да люба́-та семья да молода жена;

Оставалось у Микитушки цядо милоё,

Ишше милоё цядышко, любимоё,

Как ведь мо́лодой Добрынюшка Никитиць млад.

Ишше стал-то Добрынюшка двенадцети лет,

10 Ишше стал-то просить благословленьица:

«Ишше матушка ты моя родимая!

Ишше дай-ко-се мне благословленьицо

Мне-ка сьездить-то разве во цисто́ полё,

Поискать мне во цисто́м поли поединшицька».

15 Да услышил про эту большу по́хвальбу,

Да услышил про то да православной-от царь,

Православной царь да Пе́тр-от Первой жо;

Он ведь скоро собирал да всё поцесен-от пир,

Он ведь скоро звал Добрынюшку Никитьиця:

20 «Уж ты гой еси, Добрынюшка Никитиць млад!

Я пошлю тебе съездить во Почай-реки,

Привезти-то с Почай-реки свежо́й воды,

А свежо́й-то воды да всё ключёвою,

Да умытьц́е мне ведь, всё аньператору,

25 Приумытисе ведь да Петру Перьвому,

Приумытьц́е ведь мне-ка со кнегиною,

Со кнегиной-то мне да с Катериной-то,

Нам помытьц́е охвота, помолодитисе».

Тут Добрынюшка всё да не отслышилсэ,

30 А Никитиць-от всё не отговариват;

Он приходит к собе да на широкой двор,

Он седлат-то своего Воронеюшка.

Как выходит к ёму матушка родимая:

«Уж ты гой еси, Добрынюшка Никитиць млад!»

35 Как заходит к ёму матушка с право́й руки,

Говорит ёму родима потихошеньку:

«Ты