реци:

«Уж вы гой еси, братьиця Петровици,

90 Вы Петровици, братьича всё Бродовичи!

Не стыдитесь стыду, стыду, братцы, се́стрина,

Не пристыдили шьчобы́ вас молоды жоны!»

Не досиживали тут всё пиру Петровици;

Они скоро брали́-то шляпы со спичецьки,

95 Они скоро молились всё Богу-Господу,

Они матери Божьёй да Богородицы,

Благодарили ведь ласкова князя-то Владимира

Со кнегиной с Опраксеей-то с Королевисьнёй;

Они кня́зям, боярам низко кланелись,

100 Енералам-то всим они, предводителям,

Они всем-то могуцим да всем бога́тырям;

Они только сердиты-ти были на Олёшеньку Поповиця.

Приежают они-то всё к широку́ двору;

Их стрецяют ведь ихны молоды жоны́,

105 Говорят они им-то всё таковы реци:

«Уж вы шьчо вы сегодне, вы братьиця Петровици,

Вы Петровици, братьиця всё Бродо́вици,

Уж вы скоро приехали со цёсна́ пиру?»

Как молцят они всё-то, им не сказывают.

110 Они скоро дожьдали́сь тут ноцьки тёмною,

Они стали-то к сестры́ всё к высо́ку те́рему;

Тут ведь пришло тому-ту в ноцьку времени;

Как пришли-то ведь братьиця под окошоцько,

Как кинали комоцик сне́жку белого.

115 Ище тут отпират скоро Настасьюшка окошоцько:

«Я прошу-то тебя-то, Олёшенька Поповиць млад,

Шьчо зайди ко мне теперь во высо́к тере́м

Шьчо попить-то, поесть мне с тобой, покушати;

У мня кушаньё севодне всё приготовлёно».

120 Тут нейдёт к ей в окошоцько всё Олёшенька;

Говорит-то она всё таки реци:

«Поцёму осердилсэ ты на меня-то всё?»

Тут ведь скоро загремели замоцьки крепкия;

Как приходят родимы ’е[117] всё братьиця;

125 Ище брали они всё ей за русу́ косу,

Да хотят ей вести-то ей во чисто́ полё,

Отрубить у ей по плець хотят буйну голову.

Уж как вывели ей братья на широкой двор;

Да Настасьюшка сле́зно всё уливаитц́е,

130 Как Петровна-то плацёт, как река идёт,

Как река-та идёт да как руц́ей бежит;

Во слёзах-то говорит она таковы реци:

«Уж вы гой еси, родимы вы милы братьиця!

Не могите миня вы скоро рубить-казнить,

135 А не можно ли миня-то всё помиловать?

Вы не бойтесь моего-то всё стыду се́стрина,

Вы побойтесь своёго-то вы стыду женина!

Росскажу-ту я про ваших молодых ведь жон:

Не своим-то умом его я приглашала тут;

140 Мне дозволили ваши всё молоды жены

Пригласить мне-ка Алёшеньку-свет Поповиця;

Потому они велели, шьчоб я вам не сказала про их:

Вы постойте, покараульте у своих у молодых ведь жон —

(Как ведь старша твоя-та любит молода жона)

145 Изменили вас, братьиц́ей всё Петровиц́ей:

Как ведь старша-та любит Цюрила-света Пле́нковиця,

Как за то ево любит — за походочку,

Как походочка ево да очунь модная;

А веть младша-та любит — скажу я тебе, братёлко, —

150 Пересьмяки-то родимого всё племянницька,

За ухватку ево любит богатырьскую,

За красу-ту ево любит молодецькую».

Ише скоро про то-то всё роздёрнулось,

(розошлось по городу),

Как доходит до Олёшеньки Поповиця,

155 Шьчо повозят Петровици родну́ сестру,

Шьчо отсе́кци хотят у ей буйну голову.

Тут пришол-то Олёшенька всё Поповиць млад:

«Не секите-ко у Настасьюшки буйну голову;

Вы отдайте-тко Настасьюшку за миня заму́ж».

160 Они скоро ёму ниско поклонилисе:

«Ты бери-тко, Олёшенька ты Поповиць млад,

Ты бери у нас Настасьюшку с ц́ести, с радости,

Ты избави от стыду-ту от великого».

Ишше тут ведь Олёшенька поехал с Настасьюшкой во Божью́ церковь;

165 Принимали они-то скоро закон Божий,

Обдержали они скоро по злату веньцу;

Да повёлсэ у их тут пир на радости;

Посьле етого пиру́ домой приежают тут.

Как уехали Петровичи во чисто́ полё;

170 Испытать они хотят своих молодых всё жон.

Они жили во по́ли трои сутоцьки;

Приежают в полноць-ту ноцьки тёмною;

У большой седит Цюрилушко всё Пле́нковиць,

У меньшой седит Пересьмя́кин родной племянницёк.

175 Говорит-то Цюрилушко таковы реци:

«Уж ты гой еси, Пересьмякин всё племянницёк!

Нам ведь полно сидеть долго, проклаждатисе!

Мы гостим ведь, сидим у их третьи сутоцьки:

Не прошла шьчобы весть, не пронеслась-то ведь

180 Как до тех ли Петровиц́ей до Бродо́виц́ей.

Мы пойдём-ко домой, разьве станем собиратисе».

Говорят-то всё ихны молоды жоны:

«Не приедут сёгодне наши Петровици,

Не приедут сёводне наши Бродовици».

185 Как Петровици-Бродовици всё во ту пору —

Проговорили у их кони язы́ком человец́еским:

«Вам ведь полно, Петровици, спать в белы́х шатрах!

У вас в доми всё сделалось нешчасьицё:

Изменили ваши вас-то всё молоды жоны́,

190 Пригласили к себе-то дружков милыих:

Во перьвы́х-то Цюрилушко госьтит Пле́нковиць,

Во вторых-то госьтит Пересьмякин млад племе́нницёк».

Недосуг тут Петровицям розговаривать;

Они скоро-то тут да всё поехали;

195 Как идут-то скоро́ они в новы горьници.

А Цюрилушко-то всё он был хитро́й-мудро́й,

Он хитро́й-от, мудро́й все был догадьливой;

Он охвоць ходить за бабами был, за девками;

Он ведь скоро брал со спицьки пухову́ шляпу, —

200 Он услышал топот всё кониную;

Он выскакивал косисцятым всё окошоцьком,

Он бежал-то Цюрилушко всё ведь Пле́нковиць,

Он оставил перцятоцьки всё шолко́выя.

Пересьмякин-от был да всё племянницёк

205 Молодёхонёк был ише всё глупёхонёк;

Тот сидит-то, сидит, с има розговариват.

Да пришли-то всё братьиця тут Петровици,

Да схватали дородьня-та добра молодца,

Как схватали ёго-то за белы́ руки;

210 Богатырь-от был-то всё пресильния —

Розмётал-то всих братьиц́ей Петровиц́ей,

Выбегаёт на широ́ку-ту светлу улоцьку.

Они брали своих-то молодых всё жон —

Как узнали Цюрилушка по перцятоцькам, —

215 Да срубили у их взели буйны головы.

С того горюшка было, ведь с той круцинушки

Шьчо лишились ведь города, славна Киева,

Записались во город-от во Ц́ернилов-от;

Они стали поживать там, всё здрастовать.

8. ПОТЫК[118]