Наконец стоны и крики в задней комнате стихли, и к нам вышел усталый, перепачканный кровью лорд Хилфорд.

– Снова заснул, – сказал эрл. – Выживет ли… Что ж, поглядим. Идемте.

Джейкоб, мистер Уикер и я послушно, точно растерянные, перепуганные утята, последовали за ним в комнату, смежную с передней.

Похоже, кто-то постарался превратить эту комнату с темными стенами и низким потолком в подобие гостиной, но, кто бы это ни был, все знания о ширландских обычаях он, очевидно, черпал из третьих рук. По крайней мере, здесь имелось нечто вроде диванов – обычные деревянные скамьи с подушками, разложенными вдоль сидений и спинок, но мы с радостью опустились на них. Лорд Хилфорд извлек откуда-то бутылку. На столе рядом обнаружились глиняные кружки. Плеснув в четыре из них понемногу бренди, эрл раздал кружки нам – даже мне. С тех пор, как врач накладывал мне швы после столкновения с волкодраком, бренди мне пробовать не приходилось. Заставив себя сделать глоток, я тут же живо вспомнила ту охоту.

Тепло разлилось по всему телу, прогоняя холод и сырость прочь.

– Прошу простить меня, миссис Кэмхерст, – медленно проговорил лорд Хилфорд. – Мне очень, очень жаль.

Я вскинула на него удивленный взгляд.

– Жаль? Но почему меня – больше остальных?

– Знаю, я предупреждал вас об опасностях этой экспедиции, но ничего подобного не ожидал даже я сам.

– Что за дьявол вселился в эту тварь? – воскликнул мистер Уикер.

Его грубость вызвала неодобрительный взгляд Джейкоба.

– Мне бы хотелось задать тот же вопрос, – сказала я, – хоть и в менее экспрессивных выражениях. У меня сложилось впечатление, что горные змеи не склонны нападать на людей.

Лорд Хилфорд нахмурился и залпом прикончил оставшийся в его кружке бренди.

– Так оно и есть.

– Значит, мне не в чем винить вас. Как вы могли предупредить меня об опасности, которой не ожидали? – сказала я, сомкнув пальцы на глиняной кружке. – В любом случае, оставим сожаления для несчастного кучера и помолимся о его здравии. Лорд Хилфорд, ведь пострадала не я, вам не в чем извиняться передо мной.

Прозвучало это неплохо, и говорила я вполне искренне. Ни при каких обстоятельствах мне не хотелось бы создать у кого-либо впечатление, будто я готова упасть духом при первом же намеке на опасность. Поддаться слабости можно было и после, когда этого никто не увидит.

Наградой мне послужила печальная улыбка эрла.

– Подобная храбрость с вашей стороны, миссис Кэмхерст, чего доброго, запятнает мою репутацию джентльмена.

– Нам все еще предстоит найти ответ на вопрос мистера Уикера, – сказала я. Думать о нападении дракона, как о задаче, которую необходимо решить, было легче: это позволило отвлечься от страхов. – Что могло спровоцировать такое поведение? Дракон ведь не мог оказаться бешеным.

Джейкоб положил руку мне на предплечье.

– Изабелла, этот вопрос можно отложить до утра. Сейчас не время.

– Да, если «не время» означает, что ответов у нас нет, – сказал лорд Хилфорд, стукнув опустевшей кружкой об исцарапанную столешницу. – По крайней мере, у меня нет. Возможно, от радости у меня мозги съехали набекрень, но ничего подобного за горными змеями прежде не замечалось – а ведь я много раз оказывался совсем рядом с ними. Все это нужно как следует обдумать. Во всяком случае, вот дом, в котором мы остановимся; где-то здесь должен быть наш багаж…

Он оглядел тускло освещенную комнату, словно ожидая увидеть наши вещи где-нибудь в темном углу.

– Багаж наверху, – сказала я, поднявшись на ноги и с удовлетворением обнаружив, что колени ничуть не дрожат – вопреки опасениям, что от недолгого сидения и относительного покоя они могут отказать. – Хотя куда именно его отнесли, нам еще предстоит выяснить.

Точно стадо промокших овец, сталкиваясь плечами и локтями на узкой, темной лестнице, мы поднялись наверх. Дощатые ступени угрожающе заскрипели даже под моей тяжестью, не говоря уж о лорде Хилфорде, но выдержали. Оказавшись в коридоре второго этажа, мы обнаружили, что наш багаж совершенно перемешан, несмотря на ярлыки с именами. Впрочем, в столь поздний час это нас уже не заботило. Едва отыскав саквояжи с дорожными принадлежностями и предназначенные для нас комнаты, мы переоделись в сухое и улеглись спать.

Всю ночь напролет мне снился дракон, и я вновь и вновь падала на твердую выштранскую почву, чудом избежав его когтей.

* * *

Проснувшись наутро, я увидела, что Джейкоб уже встал и ушел. В лучах утреннего солнца комната предстала передо мной во всех подробностях, скрывавшихся накануне в ночной темноте, и оказалась безрадостной и мрачной. Все в ней – и стены, и пол, и потолок – было сооружено из одного и того же темного дерева. Протянув руку, я пощупала стену. Доски были покрыты какой-то смолой – вероятно, для долговечности. Толстые балки низкого потолка вызывали клаустрофобию. Вся мебель состояла из кровати без столбиков и полога, гардероба и туалетного столика с зеркалом.

Выбравшись из-под одеяла и встав с кровати, я обнаружила, что воздух в комнате очень и очень холоден. Дрожа, я поспешила отыскать халат и тапочки. Это помогло согреться настолько, чтобы приняться за поиски сундука с более приличной одеждой. Вчерашняя грудой лежала на полу, перепачканная и изорванная так, что починить ее было совершенно невозможно.

Вскоре мне посчастливилось отыскать одно из простых и крепких платьев, приобретенных перед отъездом из Ширландии – на пуговицах, до которых я могла дотянуться сама. Стоило мне покончить с последней из них, как скрипнула дверь, и в комнату с опаской заглянула та самая девушка, которую я видела накануне вечером.

Друштанев

Она была высока ростом и обладала тем сложением, которое мы так вежливо называем «дюжим» и восторгаемся, обнаруживая его у крестьян; с резкими, выразительными чертами лица и роскошными темными волосами. В тот миг лицо ее выражало тревогу, очевидно, вызванную тем, что я одеваюсь сама.

Из слов, лавиной обрушившихся с ее языка, мне удалось понять, что ей предстоит стать моей горничной. Этого я и опасалась. Ее требовалось обучить исполнению своих обязанностей, начав с покупки колокольчика, при помощи коего я могла бы вызывать ее, когда проснусь. Однако с этим я решила повременить и подняла руку, призывая ее замолчать.

Когда она послушалась, я спросила:

– Ча продвир э штрайц? Как тебя зовут? – по крайней мере, я надеялась, что сказала именно это.

– Дагмира, – отвечала она.

– Дагмира, – повторила я. – Изабелла Кэмхерст эйи. Же «миссис Кэмхерст» чи век алыч.

Эту фразу я повторяла множество раз, пока не уверилась, что произношу ее хотя бы не хуже, чем наши чиаворские возчики. «Я – Изабелла Кэмхерст. Ты должна обращаться ко мне “миссис Кэмхерст”». Если уж придется учить эту девушку обязанностям горничной, начать следовало с установления границ. Ведь я была ее нанимательницей, а не ребенком, которого всюду нужно водить за ручку. Должное уважение – прежде всего.