– Как скажете. Я-то всегда готов.

– Да я-то не готов. Эх, годы, годы…

«Да какие у тебя годы! Скажи уж, что тупо боишься или лень свою задницу от стула оторвать».

– Только смотри, шкурку у кроликов снимай осторожно, не подпорти, – и Роман Ильич рассмеялся своей шутке.

– Вот за это не беспокойтесь. Все будут целы.

Про себя же Виктор подумал: «Надеюсь».

Лазарев ушел, а начальник станции какое-то время смотрел на дверь, за которой тот скрылся.

«Что, Витюша? Амбиции о прозу жизни разбились? Вроде и сами с усами, да только на поверку оказалось, что никто и звать никак? И без Романа Ильича тебе все равно никуда, как ни рыпайся. Сложно нам с тобой вместе на одной станции будет, мил человек. Ой, сложно».

* * *

Волков сам нашел Виктора вечером того же дня.

– Паривет, испытатель. Пойдем к Серому, пропустим по рюмочке, потрындим.

Выпивать Лазареву не хотелось, да и шумные компании его в последнее время раздражали, но «потрындеть» с Волковым надо было обязательно.

В «Сто рентген» было непривычно тихо, народ еще не набежал, и Серега скучал на своем месте.

– О, ребята! Доброго дня. Что закажем? Покрепче или послаще?

– Доброго, доброго! Крепенького, обоим. А бражку свою девчонкам оставь. И закусь сообрази. И все за мой счет.

– Какие девочки, ты о чем? Вы, с вашими небритыми рожами, мне всех девчонок распугали, – Серега поставил перед мужчинами две жестяные кружки с мутноватым напитком и все те же сушки, правда, на сей раз чуток присоленные.

– И правильно! Кирхе, киндер, кюхе – вот для чего нужна женщина. А не по барам шляться. Ну, вздрогнули!

Самогон оказался крепким, у Виктора аж мурашки по коже побежали.

– Ух, забористый, зараза! – Волков кинул в рот закусь, – Серега, вкусные сушки у тебя, как делаешь такие, открой секрет.

– Жека, тебе-то зачем?

– Вдруг женюсь, вот супруга мне такие же готовить будет.

– Вот жену и пришлешь, ей как раз все и расскажу.

Волков отхлебнул еще, Виктор же, на сей раз, только пригубил.

– Чего не пьешь? Крепка?

– Крепка. Голову потом не подниму.

– Эх, интеллигенция! Все-то у вас не как у людей. Ну, рассказывай, как с кроликов шкуру снимать собрался.

– Это Ильич тебе про кроликов сказал? Шутник, бля.

– А кто ж еще? Вот, говорит, пришел ко мне Витек и требует подопытных кроликов. Не хотите ли вы, господин Волков со товарищи, пожертвовать своими шкурками на благо науки? Хотим, говорю. На благо науки – всегда пожалуйста. Так что там делать-то надо? Рассказывай.

Волков заметно охмелел, да и у самого Виктора голова была мутной. И не мешало бы еще кое-чего проверить…

– Слушай, Женька. Давай так. Ты ко мне завтра утром приди, на трезвую голову я тебе все объясню и покажу. Так-то лучше будет.

– Как скажешь, насяльника. Куда приходить-то?

– На Ботаническую, там буду. Часам к десяти давай.

– Океюшки!

* * *

Волков, само собой, опоздал.

– О-о… Ну и рожа у тебя, Шарапов! Говорил же, не пей, козленочком станешь.

– Что поделать! Тяжелое детство, деревянные игрушки, плюс плохая наследственность…

Женька плюхнулся на скамейку и тут же схватился за голову.

– Бля нерусский…

– Головушка бо-бо, денюжки тю-тю? Плеснуть?

Виктор вытащил фляжку.

– Хорошее похмелье – начало плохого запоя, сам же говоришь. Не буду, само пройдет. Или Раисе поклонюсь, сварганит чифиря.

– Ладно, будем считать, что это вместо анестезии. Давай лапу.

…И полоснул ножом по протянутой руке… И тут же полетел назад, сшибая по пути табуретки.

– Е!

– Сука!!! Урою!

Волков схватил со стола увесистый учебник и швырнул его в Лазарева.

– Бля, ты че творишь-то?! – Виктор не успел увернуться, тяжелый том угодил ему прямо в глаз.

Впрочем, в долгу он не остался, и книга тут же полетела обратно, но была ловко поймана сталкером.

– Мазила, – Волков вложил в бросок всю свою ярость и, как все отходчивые люди, тут же успокоился.

– Эй, Франкенштейн недоделанный, руку перевяжи! Ого, – Волков удовлетворенно хмыкнул, – ходить теперь тебе, парень, с фингалом во всю рожу! Не меньше недели, факт.

Женька подал Лазареву руку, помог подняться.

– А ты и рад, по ходу.

– Да не то чтобы рад. Удовлетворен. Силой и точностью удара. Ну, где там у тебя марля? Вяжи скорей, а то помру молодой, что делать будешь?

– «И никто не узна-ает, где могилка твоя…»

– Ой, Витек, ты бы уж лучше не пел.

– А лучше и не могу…

– «Эх, скольких я зарезал, скольких перерезал…» Гляжу, повязочку не хуже Пинцета соорудил. Наблатыкался. Колись теперь, что дальше.

– Да ничего, собственно. Домой иди, а вечером опять сюда. Поспать можешь. Все.

– Яволь, майн фюрер! Я пошел?

Виктор был уверен: через час «Сто рентген», а к вечеру и вся станция будут живо обсуждать Женькины сегодняшние приключения. Но ошибся: Волков действительно ушел к себе и проспал до вечера.

А Лазарев все это время не находил себе места.

До назначенного времени оставалось семь часов. Или четыреста двадцать минут. Или хрен там знает, сколько гребаных секунд! И все они тянулись, как старая резинка у трусов. Виктор пытался читать – книга полетела в угол. Затеял уборку – все закончилось на стадии наведения живописного беспорядка. Зашел к Люське, начисто забыв, что в это время она обычно на работе. Облом и тут. И Пинцет бессовестно дрых на рабочем месте…

«Если хочешь поработать – ляг, поспи, и все пройдет»… А что? Хорошая идея – убить время крепким здоровым сном. Но и сна не получилось, ни крепкого, ни здорового. Только головная боль в сухом остатке.

А вечером, когда он снял с Волкова повязку, на месте шрама красовалась едва заметная розовая царапина…

* * *

– Ну нихрена себе…

Волков с удивлением рассматривал руку. А Виктор недоумевал. Что не так? Почему не сработало с Люськой? Ей-то пыльцы досталось много больше, а результат нулевой.

– Жека, давай руку.

– Что, опять шкурку снимать будешь?

– Ты только не дерись. Мне и одного фингала хватит, – Виктор полоснул ножом по запястью сталкера.

– Больно, черт, – Волков скривился, – у меня после твоих фокусов точно на колюще-режущие аллергия выступит. Или как ты там тогда назвал? Фобия?