1472 году, – в печатном издании благодаря астроному Георгу Пурбаху (преподававшему в Вене): его труд «Новая теория планет» (Theoricæ novæ planetarum) был призван заменить старую «Теорию планет» (Theorica planetarum) Герарда Кремонского. В сочинении, которое составило фундамент астрономических знаний в различных университетах и стало очень популярным среди издателей, подробно изложены и с помощью сложных теорий эпициклов объяснены свойства кругового (или близкого к таковому) движения планет вокруг Земли. Микела Мальпанготто, специалист в данной области, описывает этот непростой предмет, помогая определить его место в системе астрономических знаний:

Знание «Альмагеста», который, по свидетельству Иоганна Региомонтана (1436–1476), его учитель помнил «наизусть», как и требование математической точности, проявлявшееся в самых разных видах его деятельности – в наблюдении за небом, расчетах астрономических таблиц, изготовлении инструментов, – наглядно сочетаются в его «Новой теории планет» Theoricæ novæ planetarum. Сочинение дает цельную и четко структурированную общую картину Вселенной со всеми ее частями в соответствии с композицией их движения – от сферы Луны до Перводвигателя, – «искусно примиряя физику с астрономией». Исчерпанность и научная обоснованность, заложенные в основу труда Пурбаха, позволили ему заметно уйти вперед по сравнению со сложившейся традицией «Общей теории планет» (Theorica planetarum communis), не создавая, однако, препятствий, непреодолимых для студентов-универсантов, как, например, в «Амальгесте» или в «Эпитоме», написанной Пурбахом совместно с Региомонтаном183.

Труд Пурбаха напоминает, что математическая астрономия учитывает одновременно и наблюдения, и древнюю греческую астрономию, и арабские достижения. Сферичность Земли здесь – нечто само собой разумеющееся: предмет сочинения – небеса, а не земной шар, но на каждой странице можно видеть вращающиеся вокруг него планеты.

Издание наспех адаптировал (но не сказать – перевел) Оронций Финеус, озаглавив его так: «Теория небес, движение и практические свойства семи планет в новом ясном изложении на языке французском» (1528), что говорит о широком охвате академической астрономии. В обязанности Оронция Финеуса, математика Королевской коллегии на службе у Франциска I, входило популяризировать и распространять астрономические знания, при этом он не забывает напоминать читателям об основах космологической науки. В начале своего сочинения он повторяет, что в мире существуют две большие «области»: начинающаяся с орбиты Луны небесная область, которую он называет «машиной небес подвижных […], чей ход известен и распознается по звездам»184, и область стихий:

Во-вторых, необходимо указать, что очередность, положение и фигуры четырех вышеназванных стихий следующие: Земля лежит в центре мира как его всеобщий центр. Вкруг оной Земли и вне ее находится Вода, коей меньше, и сдерживается она супротив тому, что задано естественным ее состоянием, а все из‐за выступающей земной суши, потребной для расселения и жизни людей; так что Вода и выступающая суша образуют общую наружную поверхность, любая часть которой, как в едином теле, тяготеет к округлости. Воздух облекает оную поверхность и циркулирует вкруг Воды и непокрытой ею Земли185.

Иначе говоря, Земля и вода образуют единый земной шар, при этом вода, распределяясь, оставляет большие открытые участки суши. Далее в труде подробно описано сложное движение каждой планеты по небу: для нас здесь важно, что о «круглости» Земли говорится как об изначально очевидном факте.

Финеус, кстати, был также одним из многочисленных издателей «Сферы» Иоанна де Сакробоско, которую читали далеко за пределами академических кругов. От одного английского монаха ему достался источник, на основе которого он написал собственную «Сферу», сначала на латыни, а затем на французском, и привнес в нее, в частности, дополнительные, совсем новые гидрографические и картографические знания.

Выходит, представление о сферичности Земли не является специфичным или редким и не относится к прерогативам ученых мужей. Будучи наукой, высоко ценимой ренессансными читателями, астрономия активно распространяется на национальных языках, это легко проследить во Франции и в Италии. Знание, что Земля круглая, можно рассматривать как часть элементарного багажа, несмотря на то что в трудах сугубо учебного назначения по-прежнему не упускается возможность напомнить очевидное. В текстах все однозначно: мы процитировали «Теорию» Финеуса, но можно также обратиться к тому, о чем он говорит в «Сфере» 1551 года на французском языке:

…каковая земля есть самая тяжелая и твердая стихия, сбитая в шарообразную массу посреди Вселенной, и образует центр мира. Надобно также отметить, что вода окружает не весь земной шар и не закрывает все земли; она разливается рукавами, жилами, водоводами (которые мы называем морями), как внутри, так и вокруг оных. Ибо необходимо, чтобы ни одна часть названной земли не оставалась неохваченной во благо живущих и ради их обиталища: так было угодно Создателю, предвидевшему удобство всех вещей186.

Конглобация земли и воды – знак божественной прозорливости, ведь для человека XVI века космологическое и астрономическое учение полностью совместимо с верой. Оронций Финеус, как хороший педагог, через несколько строк напоминает, что Земля неподвижна (это позволяет наблюдать за движением небес: иначе их вращение было бы незримо глазу) и находится в центре мироздания, словно крошечная точка, если смотреть на нее из космоса.

Знакомясь с французской (как и латинской) литературой по астрономии эпохи Возрождения, ничего другого не найти. Математики, входившие в «Плеяду», в свою очередь подхватывают эту же тему: к примеру, в «Астрономических установлениях» Жан-Пьера де Мема, опубликованных в 1551 году и представляющих собой форму просветительской популяризации астрономических знаний, есть глава «О том, что Земля круглая»187. В образовательных целях автор упоминает «фантазии» досократиков:

Формой своей Земля не есть бубен, как у Левкиппа, она не корабль, как у Гераклита, и не колонна, как у Анаксимандра, ни желоб, как у Демокрита, она не плоская, как у Эмпедокла, и это не пирамида, как в иных фантазиях: ее форма круг или сфера.

И доказательство – от абсурдного:

Будь Земля рифленой или же полой подобно кораблю, все звезды были бы видны раньше на Западе, а не на Востоке. Будь она плоской и гладкой, жители Востока и Запада видели бы восход и закат всех небесных тел одновременно. Будь она столпом или иной похожей формой […], находящиеся вокруг нее не увидели бы ни одной звезды, которая могла бы сначала взойти, а затем закатиться [и т. д.]188.

Отметим, что идея плоской Земли преподносится как нечто не менее невероятное, чем Земля в форме пирамиды, колонны или корабля; все эти идеи, впрочем, откровенно языческие и одновременно доаристотелевские. К тому же данные, полученные из опыта, и есть основные:

Ибо те, кто странствует в открытом море, не видят ничего, кроме