у нас половина братьев из бывших десперитов, кто-то продолжает жить во мраке и верить в суеверия. А когда страшно, когда вера терпит испытания, как сейчас, многие возвращаются к старой вере.

– И тащат все, что плохо прибито гвоздями в монастыре? – пошутил Ураган.

– Вы правильно поняли весь корень трудностей. Вы, кстати, заметили, что большинство выживших в деревнях – деспериты, Ураган?

Тот кивнул:

– Заметил. Знать бы еще – что это значит?

Колобок пожал плечами:

– Не знаю, право, не знаю. И это пугает.

– Кризис веры? – не удержался Ураган.

– Увы, все грешны, все думают, все боятся.

– А Янош ваш?

– Янош светлый юноша, он с детства воспитан в вере Тайлесу, он не сомневается, в отличие от некоторых братьев.

– Он сбежал из монастыря после дня святого Богумила, верно?

Колобок надолго замолчал, потом словно решился:

– Скажем так, он пропал именно после дня святого Богумила.

– Пффф... Тоже мне, помогли...

– Увы, грешен, – колобок вновь развел руки в стороны, – не Тайлес, не всемогущ.

Ураган припомнил, что не все спросил:

– А синь заезжала в монастырь? Воины Всеединого?

– Заезжали. Сразу скажу – со мной не говорили, настоятель наш вел с ними разговоры. Ничем не могу помочь. Но уходили они весьма озабоченные. Что-то еще?

– Да, пожалуй, нет. Спасибо вам, Радек, за ответы. И спасибо за гостеприимство. Пусть и оказанное против воли.

Радек встал:

– Что вы... Вас бы пустили. Вы же не тащите все, что плохо прибито гвоздями.

– К сожалению, моих парней и гвозди не остановят.

Радек рассмеялся, сложив руки на груди:

– Все мы грешны, что уж поделать.

***

Ураган заглянул в гостевой дом только для того, чтобы забрать свой мешок с вещами. Встречи с князем ему за глаза хватило. И пусть стыдно ему не было, но... Стирка сама собой не затеется. А откладывать и дальше смысла нет, когда еще опять окажутся в городе?

Все маги по-прежнему спали, Бурун уже дышал легче, перейдя из бессознательного состояния в обычный сон. Мстив не метался по кровати, крича сразу всеми голосами – от вульгарных женских до детских. Тоже просто спал. Так что, прогрев комнату в очередной раз, Ураган вышел на улицу.

Искать прачечную он не стал – направился сразу в знакомый скрипторий. Янош, через открытую на улицу дверь, уже издалека завидел мага и стал быстро убирать писчие принадлежности – от дела лытать этот монашек очень любил.

Ураган еще не успел до конца подняться по крыльцу, как Янош вылетел в дверь со словами:

– Вам помочь?

– Яяяяянош, – протяжно сказал Ураган, опираясь на перила, – кажется, у тебя и своя работа есть.

– Еще успею, – передернул плечами монашек, – ближнему помочь – это очень по-людски, это лучше и полезнее, чем...

– Спасение собственной души?

Янош, скрепя сердце, уточнил:

– Скорее, уха. – Его он на всякий случай еще и почесал.

Но иными способами спасать свое ухо, монашек явно не собирался, как что Ураган сразу перешел к делу:

– Янош, не покажешь мне, где тут у вас прачечная?

Монашек разочарованно выдохнул – отлынить от переписывания молитв не удалось:

– А стирают у нас по пятым дням, сейчас там никого нет...

Ураган наклонил голову:

– Так не покажешь прачечную?

– Покажу, чего ж не показать... Может, поискать брата Томаша? Он отвечает за стирку.

– Думаешь, я стирать не умею?

Янош хлопнул глазами:

– Вы же маг, вы же глава Цитадели... Неужто сами стираете?

– А ты видишь за мной обоз с маркитантками?

– Нееееет, – выдохнул Янош и тут же самоотверженно предложил, – я вам помогу! Я умею немного.

– Что ж, пойдем, “немного”, – Ураган спустился вниз по ступенькам и, пропустив вперед спешащего Яноша (не иначе, тот чувствовал приближение иконома), пошел вслед за ним.

Глава 4

Прачечная была огромная, пуская и промозглая – с колодцем по центру, с чанами для кипячения, с печами (сейчас холодными) для стирки, с большими ваннами для полоскания, с кадушками, ведрами, полками со всем необходимым: щелоком, мыльнянкой, рубелями, скалками, вальками, шестами – на всякий вкус, только принимайся за стирку. Даже какой-никакой слив был, чтобы не бегать далеко.

Ураган кипятить белье не собирался – времени, да и желания особо не было, так что, закатав рукава рубашки и найдя на одной из полок готовый раствор мыльнянки (Янош тем временем усердно натаскал воду из колодца в выбранную кадушку), подогрел заклинанием воду и закинул в кадушку свои грязные рубашки. Янош тут же схватился за шест, но потом замер – увидел, что Ураган опять полез в мешок за следующей партией одежды. Маг достал пару грязных дорожных штанов и куртку, выбрал еще одну кадушку, отмерил на глазок мыльнянки... Янош отложил шест и понятливо рванул к колодцу – вновь за водой.

Ураган только хмыкнул.

Монашек похоже был готов на все – таскать тяжести, толочь шестом белье, выливать грязную воду, вновь таскать воду для полосканий, работать рубелем, отжимая белье и проглаживая его (впрочем, свои рубашки Ураган ему не доверил, все же батист), да хоть стоять на голове, лишь бы не сидеть в скриптории, переписывая молитвы. Так что помощник у Урагана был хоть куда. Но даже с этим помощником за два часа долгой, тяжелой работы они подустали – все же превратить серые, чумазые рубашки в каплях крови, слизи чудовищ, желчи псевдокадьяка и еще шиир знает в чем, в белые и пахнущие свежестью – это почти сродни чуду.

Ураган, досушивая магией последние постиранные штаны, в шутку предложил:

– Отдохнешь, Янош?

Монашек (мокрый как мышь, коротко стриженные волосы висели вдоль лица паклей, а его зеленая ряса пропиталась потом) замотал головой:

– Я не устал. Я привычный.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Ураган. – Я-то хотел предложить сделать набег на вашу купальню. Но если не хочешь...

Монашек резво помчался на выход – и откуда силы взялись?

– Пойдемте, я покажу.

***

Давно уже Ураган не купался по-настоящему. Не бегом в ледяной воде, не случайно ловя капли дождя и утираясь, а в огромной ванне, полной горячей воды, с пеной из собственных запасов, мочалкой и мылом. Он лежал, закутанный в плотную простынь, наслаждаясь теплом, и почти забытым чувством комфорта. Когда все хорошо и бежать никуда не надо. Когда