– Что ж, наверное, и вам случается ошибаться. Я просто всебя не могу прийти оттого, что моим соседом был этот мерзавец Кассетти. Чтоскажет моя дочь…

Пуаро любезно помог почтенной даме собрать пожитки в сумку ипроводил ее к двери.

– Вы уронили платок, мадам, – окликнул он ее уже у выхода.

Миссис Хаббард посмотрела на протянутый ей крошечныйквадратик батиста.

– Это не мой платок, мистер Пуаро. Мой платок при мне.

– Извините, мадам. Я думал, раз на нем стоит Н – начальнаябуква вашей фамилии – Hubbard…

– Любопытное совпадение, но тем не менее платок не мой. Намоих стоят инициалы С.М.Н., и это практичные платки, а не никчемушные парижскиефинтифлюшки. Ну что толку в платке, в который и высморкаться нельзя?

И так как никто из мужчин не смог ответить на ее вопрос,миссис Хаббард торжествующе выплыла из вагона.

Мсье Бук вертел в руках пуговицу, оставленную миссисХаббард.

– Не могу понять, к чему здесь эта пуговица. Уж не означаетли это, что Пьер Мишель все же замешан в убийстве? – Он замолк, но, так и недождавшись ответа от Пуаро, продолжал: – Что вы скажете, мой друг?

– Эта штуковина наталкивает нас на самые разныепредположения, – сказал Пуаро задумчиво. – Но прежде чем обсуждать последниепоказания, давайте вызовем шведку. – Он перебрал паспорта, лежавшие на столе. –А вот и ее паспорт: Грета Ольсон, сорока девяти лет.

Мсье Бук отдал приказание официанту, и вскоре тот привелпожилую даму с пучком изжелта-седых волос на затылке. В ее длинном добром лицебыло что-то овечье. Ее близорукие глаза вглядывались в Пуаро из-за очков, ноникакого беспокойства она не проявляла.

Выяснилось, что она понимает по-французски, и поэтомуразговор решили вести по-французски. Сначала Пуаро спрашивал ее о том, что былоему уже известно: о ее имени, возрасте, адресе. Потом осведомился о роде еезанятий.

Она сказала, что работает экономкой в миссионерской школенеподалеку от Стамбула. По образованию она медсестра.

– Вы, конечно, знаете, что произошло минувшей ночью,мадемуазель?

– Конечно. Это было ужасно! И американская дама говорит, чтоубийца был у нее в купе.

– Насколько я понимаю, мадемуазель, вы последняя виделиубитого живым?

– Не знаю. Вполне возможно. Я по ошибке открыла дверь в егокупе. Мне было стыдно – такая неловкость!

– Вы его видели?

– Да, он читал книгу. Я тут же извинилась и ушла.

– Он вам что-нибудь сказал?

Достопочтенная дама залилась краской:

– Он засмеялся и что-то сказал. Я не разобрала, что именно.

– Что вы делали потом, мадемуазель? – спросил Пуаро,тактично переменив тему.

– Я пошла к американской даме, миссис Хаббард, попросить унее аспирина, и она дала мне таблетку.

– Она вас просила посмотреть, задвинута ли на засов дверь,смежная с купе мистера Рэтчетта?

– Да.

– Засов был задвинут?

– Да.

– Что вы делали потом?

– Вернулась в свое купе, приняла аспирин, легла.

– Когда это было?

– Я легла без пяти одиннадцать. Перед тем как завести часы,я взглянула на циферблат, вот почему я могу сказать точно.

– Вы быстро уснули?

– Не очень. У меня перестала болеть голова, но я ещенекоторое время лежала без сна.

– Когда вы уснули, поезд уже стоял?

– По-моему, нет. Мне кажется, когда я начала засыпать, мыостановились на какой-то станции.

– Это были Виньковцы. А теперь скажите, мадемуазель, какоеваше купе – вот это? – И Пуаро ткнул пальцем в план.

– Да, это.

– Вы занимаете верхнюю полку или нижнюю?

– Нижнюю. Место десятое.

– У вас есть соседка?

– Да, мсье, молодая англичанка. Очень милая и любезная. Онаедет из Багдада.

– После того как поезд отошел от Виньковцов, она выходила изкупе?

– Нет, это я знаю точно.

– Откуда вы знаете, ведь вы спали?

– У меня очень чуткий сон. Я просыпаюсь от любого шороха.Чтобы выйти, ей пришлось бы спуститься с верхней полки, и я бы обязательнопроснулась.

– А вы сами выходили из купе?

– Только утром.

– У вас есть красное шелковое кимоно, мадемуазель?

– Что за странный вопрос? У меня очень практичныйтрикотажный халат.

– А у вашей соседки, мисс Дебенхэм? Вы не можете сказать,какого цвета ее халат?

– Лиловый бурнус без рукавов, такие продаются на Востоке.

Пуаро кивнул.

– Куда вы едете? В отпуск? – перешел он на дружеский тон.

– Да, в отпуск домой. Но сначала я заеду на недельку вЛозанну – навестить сестру.

– Будьте любезны, напишите адрес вашей сестры и ее фамилию.

– С удовольствием. – Она написала на листке бумаги,протянутом ей Пуаро, фамилию и адрес сестры.

– Вы бывали в Америке, мадемуазель?

– Нет. Правда, я чуть было не поехала туда. Я должна быласопровождать одну больную даму, но в последний момент поездку отменили, и яочень об этом сожалела. Американцы – хорошие люди. Они жертвуют много денег набольницы и школы. И очень практичные.

– Скажите, вы не слышали в свое время о похищении ребенкаАрмстронгов?

– Нет, а что?

Пуаро изложил обстоятельства дела. Грета Ольсон былавозмущена. Седой пучок на ее затылке подпрыгивал от негодования.

– Просто не верится, что бывают такие злые люди. Этоиспытание нашей веры. Бедная мать! У меня сердце разрывается от жалости к ней.

Добрая шведка пошла к выходу, щеки ее пылали, в глазахстояли слезы.

Пуаро что-то деловито писал на листке бумаги.

– Что вы там пишете, мой друг? – спросил мсье Бук.