явилась дипломатическая миссия, отправленная на запад иерусалимским патриархом. Посланцы явились с подарками, в числе которых были (согласно «Анналам королевства франков») «памятные частицы Гроба Господня и Голгофы, а также города и горы [которые не указаны] вместе с реликвией истинного креста». Вскоре после этого во время мессы, состоявшейся на Рождество 800 года, папа Лев III короновал Карла Великого как императора. Нового императора немедленно приветствовала собравшаяся толпа.

Мы должны рассматривать два этих события в тандеме. Во-первых, важна география. Рим и Иерусалим — два центра, неразрывно связанные с историей христианства: Иерусалим как город Иисуса, Рим как город Святого Петра и фундамент ecclesia — церкви последующих столетий. Дары епископа Иерусалима символически наделяли Карла Великого властью над местами смерти и воскресения Иисуса, а также над воротами города, и все это сопровождалось реликвией самого Креста. Патриарх вполне прямолинейно, хотя и символически, передал ему власть над прославленным городом. По сути, папа сделал то же самое во время коронации.

Продемонстрировав заботу о благе народа Рима, папа вместе с жителями города провозгласил Карла Великого императором. Это событие нельзя считать началом «Священной Римской империи». Это будет гораздо позже, в конце XII века. Коронация Карла Великого связала его с чередой римских императоров, восходящей от Юстиниана и Феодосия к Константину и даже к самому Августу. Но так как коронация проходила с участием епископа и была связана как с Римом, так и с Иерусалимом, появилась еще более древняя линия преемственности: это было не просто провозглашение светского правителя, но и помазание святого царя, подобного Давиду и Соломону, библейским царям Израиля.

Историкам не приходится гадать, расшифровывая туманные записи. Франки были довольно прямолинейными. В кодексе законов 789 года Карл Великий называет себя новым Иосией, царем Иудеи, который очистил избранный народ от языческих обычаев. В Сен-Жерминьи-де-Пре, церкви к юго-востоку от Орлеана, над алтарем появилась мозаика с изображением двух ангелов, охраняющих Ковчег Завета. Это изображение превращало франкскую церковь IX века в отображение — или продолжение — Иерусалимского Храма. Оно также напоминало о том, что ковчег, который израильтяне носили в бой в христианском Ветхом Завете, — символ Божьей защиты, теперь охраняет новый избранный народ во Франции.

Возвышение Карла Великого до статуса римского императора современники не считали чем-то «новым». Франки были преемниками израильтян и наследниками римлян. И в 800 году оправдывали государственный переворот, используя для этого матрицу религии, культуры и политики.

Пожалуй, нет лучшей иллюстрации для этой идеологии, чем дворцовая капелла в Аахене, в самом сердце империи Карла Великого. Начатая в 790-х годах, законченная и освященная в 805 году, эта восьмиугольная часовня была облицована мозаикой и мрамором и увенчана куполом. Поначалу она напоминала базилику Сан-Витале в Равенне, ту самую, где с мозаик Юстиниан и Феодора смотрят на молящихся сверху вниз. Форма дворцовой часовни отсылает к Юстиниану — она олицетворяет римскую императорскую власть. Действительно, франкам IX века Сан-Витале запомнилась как древнее здание в римском стиле. Они нашли способ символически связать себя с веками римской императорской славы.

Но архитекторы из Аахена добавили кое-что еще. Окружность внутреннего восьмиугольника составляет 144 каролингских фута, что соответствует длине стен Небесного Иерусалима, описанных в Откровении, 21. Для искушенных в иконографии знатоков символики раннего Средневековья Небесный Иерусалим был образом Иерусалима земного. Обращение к Небесному Иерусалиму вызывало в воображении не только книгу Откровения, но и город в римской Палестине, восстановленный Константином, город, напоминающий о Храме, который когда-то был свидетелем правления Давида и Соломона.

Это важно. Здесь, в этом храме, были одновременно Рим и Иерусалим, как в момент коронации императора Карла Великого. Императоры и короли, вызывающие в памяти древних — Юстиниана, Константина и Соломона. Здесь сошлись небо и земля, храм стал местом встречи, описанным в Библии. Это была приходская часовня, а не просто частная молельня, а значит, идея власти проецировалась на множество людей, которые бывали здесь. Сверкающий разноцветным мрамором интерьер храма в Аахене, отражение горящих свечей от золотых мозаик, теплое сияние, которое, должно быть, видел и ощущал сам Карл Великий, когда входил в часовню помолиться, — все это навевало мысли о прошлом, настоящем и будущем. Франки, украсив церковь, рассказали о том, что некогда Божья милость была дарована израильтянам в земном Иерусалиме, а после она перешла к Риму и, наконец, к Аахену и франкам — и пребудет с ними до самого Конца.

Вот в какой мир пришел слон.

Карл Великий послал за огромным животным еще до того, как стал императором, но, вероятно, после того как решил им стать, и задолго до строительства дворцового комплекса в Аахене. Абуль-Аббас попал в мир, который полностью сформировали франки. Позже, в 820-х годах, один автор писал, что «все в королевстве франков видели слона во время правления императора Карла». Перед людьми являлся не просто слон, у них сразу возникало множество ассоциаций. Франки видели правителя, укротившего огромного зверя, правителя, подобного новому библейскому Давиду, новому императору Константину. Франки видели исламских Аббасидов, живущих в золотом Багдаде, блистательной державе на Востоке, и чувствовали, что их признают равными, раз приносят такие дары. Не только король Мерсии Оффа знал, что для демонстрации власти нужно присвоить символы халифа. Гигантское экзотическое животное стало живым, дышащим воплощением франкского самосознания. Когда слон издавал трубный звук под восьмиугольным куполом великолепной часовни, казалось, Бог действительно благоволил своему новому избранному народу.

Но Божья милость всегда зависит от обстоятельств.

Единственный выживший сын Карла Великого, Людовик Благочестивый, унаследовал трон после смерти отца в 814 году. В эпоху правления Людовика потерь и поражений стало больше, и в этом обвинили короля. Он по-прежнему считался олицетворением взаимоотношений народа с Богом. Людовика ненадолго свергали в 830 и 833 годах (причем оба раза это делали его собственные сыновья). Поэтому, пожалуй, неудивительно, что после смерти Людовика в 840 году в государстве разразилась гражданская война. Старший сын, Лотарь I (840–855), претендовал на императорский титул и стремился сохранить империю единой. Его братья, Карл Лысый (840–877) и Людовик Немецкий (840–876), хотели иметь собственные независимые королевства.

В конечном счете в 841 году это вылилось в жестокую битву при Фонтенуа, деревне к юго-западу от Осера в современной Франции. Правители пытались избежать конфликта, посылая друг к другу переговорщиков, но на рассвете 25 июня все-таки разразилась битва. Как мы видели на протяжении всей этой главы, франки не чурались насилия, и даже будучи христианами, убивали других христиан. Но на сей раз все было еще хуже: франки сражались против франков. Все предводители противоборствующих армий были внуками Карла Великого. Армии в буквальном смысле состояли