затуманенными устаревшими критериями, а их уверенность в будущем опасно ослаблена доселе благополучными кругами компенсации в финансовой сфере.

Круги компенсации и глобализация японских финансов

В классический круг компенсации в японских финансах входили различные японские частные банки (городские, региональные и промышленные), страховые компании, государственные регулирующие органы (МФ и БЯ), капиталоемкие промышленные фирмы и значительная часть консервативного политического мира. Косвенными бенефициарами были и землевладельцы, поскольку традиционно для банковских кредитов требовался земельный залог. Этот круг существовал в течение более двух десятилетий благодаря сочетанию благоприятного внутреннего регулирования, высокого спроса на кредиты и международного финансового контроля, который поощрял высокий корпоративный леверидж, ограничивая при этом инвестиционные горизонты все более состоятельных отечественных потребителей отечественными активами — прежде всего недвижимостью.

Вслед за ослаблением государственного контроля над оттоком капитала в начале 1980-х годов японские вкладчики столкнулись с гораздо более широким спектром альтернативных инвестиций, чем тот, которым они пользовались ранее, — как это показано на рис. 4.3. В дополнение к земле, акциям и облигациям самой Японии теперь они получили возможность инвестировать в иностранные активы, чем и стали активно пользоваться[84]. Иностранные фондовые рынки выросли, а относительно менее привлекательные цены на землю в Японии упали, что быстро сделало связанные с землей кредитные портфели японских банков все более токсичными и подорвало их способность поддерживать инновации и рост. При этом вопрос проблемных долгов усугублялся неспособностью классической японской системы оценки кредитов, основанной на мониторинге главного банка, точно оценивать риск во все более изменчивой и нестабильной финансовой среде, созданной меняющимися внутренними рынками, упадком кейрецу и углублением глобальной финансовой интеграции.

Рис. 4.3. Финансовая либерализация: проблема внутренней политической экономики Японии

Источник: рисунок автора

В условиях системы земельных стандартов, требующей, чтобы залог вносился в форме недвижимости, отвлечение японских сбережений от земли к другим инвестициям создало японской политико-экономической системе далеко идущие структурные проблемы, которые вызвали менее благоприятную реакцию, чем могли бы предсказать чистые модели свободного рынка. Цены на землю начали падать, а институциональная власть японских банков, олицетворением которой была Дзэнгинкё, не позволила правительству спровоцировать обращение взыскания на растущие портфели токсичных, обеспеченных недвижимостью внутренних кредитов. На протяжении более чем одного поколения неспособность списать безнадежные кредиты продолжала препятствовать восстановлению Японии после взрыва пузыря недвижимости 1980-х годов. Проблемы японских банков также затрудняли массированную адаптацию Японии к глобальному экономическому давлению, потому что их ранее уместные функции разделения рисков препятствовали принятию риска отдельными корпорациями. Исчезновение предпринимательских банков долгосрочного кредитования во время и после азиатского финансового кризиса усугубило проблему структурной перестройки.

Гибель банков долгосрочного кредитования и преобразованная финансовая система

Японские банки долгосрочного кредитования были главным локомотивом инноваций и развития, а также чувствительным механизмом оценки кредитов на протяжении всего периода высоких темпов экономического роста после Второй мировой войны, начиная с Корейской войны и до начала 1970-х годов [Calder 1993: 134–173]. Тяжелый удар по ним нанес нефтяной кризис 1973 года, когда многие из их самых крупных промышленных клиентов неожиданно столкнулись с резким ослаблением рынков и даже банкротством, что привело к резкому общему сокращению японских капиталовложений. Еще один тяжелый удар был нанесен ПБЯ в 1979 году, когда строительство финансируемого им на 80 % завершенного нефтехимического комплекса в Иране стоимостью 3,2 млрд долларов было остановлено в результате иранской революции [Mirabile 1990: 300–301]. Тем не менее банки долгосрочного кредитования продолжали демонстрировать свой неординарный опыт реструктуризации в условиях нефтяного кризиса: в 1970–1980-х годах ПБЯ успешно реструктурировал несколько проблемных компаний, таких как Тоуо Soda Manufacturing, Nippon Soda, Keisei Electric Railway и химическая компания Chisso[85].

Несмотря на свой очевидный опыт, огромные межличностные связи, обширные информационные потоки, банки долгосрочного кредитования все же столкнулись с новой обременительной внешней средой, поскольку жестко регулируемая финансовая система Японии начала либерализироваться. Традиционно эти банки предоставляли средства для огромных сталелитейных заводов, нефтехимических предприятий и судостроительных верфей, сроки возврата средств которыми исчислялись десятилетиями, даже когда они привлекали деньги путем продажи одно: двух: трех- и пятилетних долговых обязательств [Packer 1994]. Пока процентные ставки оставались стабильными, такое несоответствие в сроках погашения было управляемым. Однако растущая ликвидность и волатильность как во внутренних, так и в международных финансах не позволяли рассчитывать на сохранение таких постоянных параметров. Подобно динозаврам, оказавшимся перед наступающим ледниковым периодом, банки долгосрочного кредитования, несмотря на их удивительную прозорливость и ловкость, сталкивались со все более серьезным давлением окружающей среды, включающим в себя растущую волатильность процентных ставок по депозитам на фоне усиливающейся конкуренции с долговыми обязательствами. Это новое давление угрожало самому их существованию[86].

Последней каплей стал азиатский финансовый кризис 1997–1998 годов. В ноябре внезапно обанкротился банк Hokkaido Takushoku, один из 20 крупнейших банков, который МФ когда-то объявило слишком большим, чтобы обанкротиться, а за ним последовал Yamaichi Securities, один из четырех крупнейших японских банков. Этот кризис привел в марте 1998 года к принудительному вливанию государственного капитала в различные японские банки, за которым в конце того же года последовала эффективная национализация LTCB и Nippon Credit Bank (NCB) [Sapsford 1998][87]. Теоретически национализация должна была продлиться как можно меньше времени, однако ее оказалось трудно остановить[88].

В 2000 году оба этих учреждения были проданы частному сектору обратно: LTCB — Ripplewood Group, конгломерату иностранных инвесторов [Tett 2003], a NCB — сначала японскому консорциуму (SoftBank и Orix Corporation, вместе с Tokio Marine и Fire Insurance), который, в свою очередь, продал его в 2003 году иностранным инвесторам Cerberus Group, которая, в свою очередь, в 2013 году перепродала его Barclays[89]. В 2002 году ПБЯ, поддавшись тому же влиянию, которое ранее погубило LTCB и NCB, попытался спастись путем слияния под давлением с банками Dai-Ichi Kangyo и Sanwa, образовав банк Mizuho, который был действительно слишком велик, чтобы обанкротиться[90].

Исчезновение банков долгосрочного кредитования оставило в японской финансовой системе зияющую дыру, ощущения от которой сохранятся в Японии в течение десятилетия или более. Был уничтожен важный механизм оценки кредитоспособности и важнейший двигатель инноваций, благодаря дальновидности которого в послевоенные годы удавалось развивать новые отрасли промышленности. С гибелью ПБЯ исчез один из самых важных нейтральных координаторов коллективных действий в японской политико-экономической системе. В результате Япония осталась лицом к лицу с более жестким и бюрократизированным измерением своей банковской системы, лишившись при этом финансовых институтов с наиболее глубоким пониманием динамики низового уровня промышленности и грядущих изменений.

Некоторые из лучших предпринимателей и финансовых аналитиков из банков долгосрочного кредитования ушли в