Тетя Люба торопливо уходит.

– Интересно, мы в ее возрасте тоже будем вечно занятыми? – изрекает Лёнька.

– Я точно нет. Буду свободным, как ветер в поле, – Тёмка изображает свою свободу, проведя ладонью по воздуху. – Во, Сенька, запиши эту метафору себе куда-нибудь.

– Свою придумаю.

Мы возвращаемся в дом под вечер и поочередно ходим в душ, чтобы смыть соленую морскую воду. Я выхожу последним, потирая волосы полотенцем, и слышу голоса, доносящиеся из кухни. Они негромкие, осторожные.

– …конечно нет, Лёнечка. Переживать из-за такого нормально. Мальчикам тоже бывает больно и у них есть такое же право на свои переживания, – успокаивающе говорит бабушка.

Я замираю в коридоре, не зная, как не прервать их откровенный разговор и в то же время не подслушивать.

– Лучшее, что ты можешь сделать, поговорить с этой девочкой. Рассказать ей о своих эмоциях и обозначить свои границы. Обычно мы девочкам о таком рассказываем, забывая, что мальчики тоже могут оказаться в подобном положении. Нет ничего страшного или неправильного в том, чтобы не ответить взаимностью кому-либо. Важно понять себя, почему ты отреагировал именно так, и донести это человеку, кто проявляет к тебе интерес, так, чтобы не травмировать его. Неотвеченные чувства – сами по себе болезненны, но если объяснишь той девочке ситуацию, уверена, она все поймет. Возможно, не сразу и даже через несколько лет, однако у вас обоих будет опыт уважительного общения.

– Спасибо вам, Зинаида Семеновна, за поддержку и теплые слова. Я… постараюсь с ней поговорить.

Прошмыгиваю обратно в душную ванную и выжидаю несколько минут. Тело снова пропотевает, а я терплю. Когда становится слишком жарко, вываливаюсь в прохладу дома. Бабушкины слова все еще крутятся в голове, поэтому, вернувшись в комнату, забираюсь на кровать и начинаю записывать туда то, что сейчас произошло, в блокнот.

Иногда кошусь на Лёньку. Он лежит на своей кровати и читает мангу. Расстроенным не выглядит, по-странному серьезный для того, кто читает комиксы. Я и не знал, что он так глубоко переживает из-за какого-то поцелуя… А какой он, поцелуй? Ручка замирает над блокнотом. Прислоняюсь затылком к стене и рассматриваю дно верхней койки. Вот Лёнька уже поцеловался, Тёмка наверняка тоже скоро это испытает. А я? У меня есть шанс? Почему-то налетает тоска. Откладываю блокнот и подтягиваю к себе колени. Тёмки в комнате нет, Руслан сегодня здесь не ночует.

– Лёнь.

– М-м?

– Скажи…

Лёнька поворачивает голову и кладет раскрытый томик манги себе на грудь.

– Как думаешь, я могу девочкам понравиться?

– А почему нет? – удивляется он. – Ты хороший, добрый. Не хамишь, как Тёмка.

– Ну… – неловко заводить разговор на эту тему с другом. Тяжело вздыхаю, набираясь смелости. – Вот вы с Тёмкой уже выше меня. И плечи у вас шире. Черты лица стали мужественнее. Голоса ломаются. А я… а я как был мелким, так и остался.

– Сень, у тебя просто организм другой. Я имею в виду, что у каждого он по-своему развивается. Я вот не думал, что начну резко расти, а вырос. Непривычно было, с мамой теперь одного роста. Раньше всегда к ней снизу тянулся, а теперь могу ее спокойно за шею обнять, – Лёнька начинает улыбаться. – Это так приятно. Когда не мама тебя объятиями защищает, а ты ее. Совершенно новое чувство.

– Мне не понять, – недовольно бурчу, утыкаясь подбородком в руки, сложенные поверх коленей. – Я все еще маму снизу обнимаю.

– Думаю, за пару лет нагонишь нас с Тёмкой. Может, перегонишь даже. Нам ведь еще тринадцать, Сень.

– Девочкам не нравятся добрые и хорошие мальчики. Им нравятся хамы, как Тёмка. И высокие голубоглазые, как ты.

– Лучше бы я им не нравился, – вздыхает Лёнька.

Прикусываю губу. Невольно задел болезненную для него тему. Уже собираюсь извиниться, когда он произносит:

– Не знаю, как объяснить. Я хочу, как раньше, играть с вами во всякую ерунду, объедаться острым и сладким, порой не чистить зубы, – Лёнька издает смешок. – А интерес от девочек… Он меня пугает. Они хотят, чтобы я взял на себя ответственность за их чувства. А я не могу этого сделать.

– Никогда бы не подумал, что ты будешь избегать ответственности.

– Я тоже раньше бы так не подумал. Тёмка все время меня подкалывает, а мне просто страшно. Понимаешь?

– Честно? Не очень. Но, думаю, однажды твой страх пройдет.

– Может быть. Пока что у меня чувство, что за мной охотятся.

– Ты поэтому через забор от Сати прыгал?

Лёнька тихо смеется и прикрывает лицо руками на несколько мгновений.

– Я когда ее увидел, мне так жутко стало. Аж кровь в пятки ушла. Осмотрелся, увидел забор, ну и решил за него спрятаться. Только Тёмке не рассказывай, а то он до конца лета будет надо мной ржать.

– Не расскажу, – подбираюсь к краю кровати и протягиваю ему руку. – А ты ему не говори, о чем я спрашивал.

– Хорошо, – Лёнька садится на кровати и пожимает мою ладонь.

* * *

Утром просыпаюсь раньше ребят и выбираюсь из комнаты. Зевая и потягиваясь, иду умываться на улицу с полотенцем на плече. В саду Руслан уже выкапывает ямки под чутким руководством бабули.

– Доброе утро! – негромко кричу им, махнув рукой.

– Доброе утро, Сенечка, – бабушка широко улыбается. – Кушать хочешь?

– Пока нет.

– Только скажи, я тебе сразу приготовлю.

Киваю и начинаю умываться.

– Русланчик, как дела у мамы и Ладочки?

– Да нормально. Мама потихоньку поправляется, Ладка радуется жизни и вашим плюшкам. Спасибо, что балуете, – он останавливается, втыкает лопату в землю и опирается на рукоятку. – Я пока не успел для вас варенье сделать, но обязательно принесу.

– Ой, это не обязательно, Русланчик. У тебя и так все лето в заботах. Захочешь отдохнуть, можешь Ладочку сюда привести. Мы присмотрим, а вы с мамой отдохнете.

Ополаскиваю рот и лицо, промокаю полотенцем. Вытирая руки, направляюсь к бабушке и Руслану. Он обходит лопату и обнимает бабушку. Я останавливаюсь, пораженный.

– Спасибо, Зинаида Семеновна, – тихо говорит Руслан. – Кроме вас и тети о нашей семье никто не заботится.

– Что ты, что ты, вы для меня как родные, – бабуля поглаживает его по спине и голове.

А я испытываю что-то странное. Неприятное, копошащееся в груди. И липкое, будто газировкой в жару