облили, и теперь пальцы на руках противно притерлись друг к другу. Торопливо ухожу в дом.

После завтрака вкуснейшими сырниками, приготовленными дедушкой, забираю из сарая корзинки, которые нам дала тетя Люба, и торопливо надеваю резиновые шлепки, стоящие на улице. Пока ребята не проснулись, хочу увидеть Зорю. А то снова увяжутся, как тогда…

– Арсений, ты куда это так рано?

Вздрагиваю. Дедушка выходит из дома и с внимательным прищуром меня оглядывает. Сглатываю, будто меня застукали за чем-то странным.

– Да вот корзинки тете Любе отнести хочу, – честно отвечаю деду.

– А, Любаше. Скажи пусть зайдет заберет Зорькин велик.

– Почему ее велик здесь?

– Любаша сама как-то отдала, попросила колеса починить. Зорька однажды упала, спицы все погнулись.

– А может, я отвезу?

– Почему бы и нет, – дед заходит в гараж и возвращается с велосипедом. – Я бы и сам отвез, да только сейчас вспомнил.

– Мне не сложно, – улыбаюсь я, креплю корзинки к велосипеду и выхожу за калитку, держа его за руль.

Теперь у меня точно есть повод увидеться с Зорей. Ведь корзинки можно передать ее маме, а велосипед хочется лично в руки хозяйке. Интересно, а она обо мне думала? Щеки пылают, трясу головой, отчего волосы лохматятся. И чего ей обо мне думать? Вернее, она, скорее, будет думать о ком угодно, но не обо мне…

Погруженный в отчаяние, борющееся с надеждой, подхожу к дому тети Любы. Она развешивает белье. Несколько раз задеваю звонок на велосипеде.

– Зорька, ты? – тетя Люба отодвигает простыню на веревке и выглядывает из-за нее. – О, Арсюша! Проходи, проходи.

Арсюша… меня так даже мама уже не называет. Сдерживаю легкое недовольство, открываю калитку и вкатываю велосипед. Ставлю его в тень, прислонив к стене дома. Осматриваюсь. Зори не видно. Наверху из окон туда-сюда гуляет тюль. Интересно, она у себя в комнате? Или вовсе не здесь?

– А Зоря дома? – подхожу к тете Любе, заведя руки за спину и потирая запястье.

– Дома. Вернее, во дворе. Обойди, увидишь ее.

Благодарю тетю Любу и побыстрее обхожу дом. Замечаю Зорю, лежащую в гамаке в тени. Она закинула ногу на ногу, ее глаза закрывают солнцезащитные очки. На груди у Зори книжка, раскрытая страницами вниз, которую она приобнимает руками. Машу рукой, но Зоря не реагирует. Осторожно подхожу к ней.

– Зорь, – тихо зову ее. Она не откликается. Склоняюсь и чуть оттягиваю ее солнцезащитные очки указательным пальцем.

Глаза Зори закрыты, а лицо выглядит глубоко умиротворенным. Возвращаю очки на место, стараясь ее не разбудить, и отхожу на пару шагов. Еще ни разу не видел, как девочки спят. Кошусь на книгу, которую она читала. Детектив Агаты Кристи. Значит, девочка с птицами любит загадки? Осознаю, что улыбаюсь и топчусь на месте, рассматривая ее. Разворачиваюсь и ухожу. Мне бы не понравилось, если бы на меня кто-то смотрел, пока я сплю.

– До свидания, теть Люб, – стараюсь пройти мимо как можно быстрее.

– Ой, Арсюша, может, на чаек забежишь?

– Как-нибудь в другой раз.

Иду домой, переполненный эмоциями. Я сожалею, что Зоря спала, и я не смог позвать ее погулять. Но не сожалею, что увидел ее спящей. Как будто стал ближе к тем тайнам, о которых столько поколений слагает стихи и песни. Останавливаюсь посреди дороги. Сердце замирает, а потом ускоренно бьется. К лицу приливает жар. Может ли это быть то самое чувство?..

Трясу головой и срываюсь на бег. Нет, Тёмка прав, я еще не дорос. Да и посмотрит ли на меня Зоря, когда рядом есть мальчики красивее и выше?

12

– Сеня, – зовет Тёмка, пихая меня пяткой в бок, пока я лежу на кровати.

– Чего? – продолжаю записывать все мысли в блокнот.

– Ты че такой тихий стал?

– Да рассказ пытаюсь писать, а ты отвлекаешь.

– Сеня… – снова тычок.

– Что?

– Давай над Лёнькой подшутим? Усы там ему нарисуем.

– Зачем? – в недоумении кошусь на друга.

– Как зачем? Они же с Гусаром типа вместе.

– Тём, они не вместе. И шутить так над Лёнькой жестоко.

– Сеня… – третий тычок.

Расчеркиваю длинную кривую линию по всей странице блокнота и закрываю его.

– Да что? – поворачиваю голову к Тёмке и хмуро на него смотрю.

– Ты куда утром смылся? – друг замолкает с хитрым видом.

Ничего от него не скрыть. Уверен, что он и сам обо всем догадывается, но все зачем-то меня проверяет.

– Отнес корзинки тете Любе.

– И все?

– И все.

– Тогда что ты там так уверенно строчил в блокноте?

– Тём, я же просил не лезть в мое творчество, пока сам не буду готов его показать.

– Дак я не лезу, – Тёмка садится на раскладушке, упираясь в нее кулаками. – Я тут заметил, что как только с тобой случается что-то волнительное, ты начинаешь писать. А когда ничего не происходит, блокнот даже не открываешь.

– Это нормально, Тёма. Я не могу писать без вдохновения.

– А вдохновение у тебя появилось после того, как ты музу нашел? – его ухмылка становится еще шире и наглее. Начинаю потеть обильнее. Хоть в комнате и прохладно, дневной жар уже проникает с улицы в открытое окно. – Да ладно, можешь больше не притворяться, у тебя на лице все написано.

– Что написано? – озадаченно переспрашиваю.

– Зорька твоя муза. Еще бы, я бы тоже такую девчонку в музы возвел. Признайся, – напирает он. Сглатываю от напряжения. Тёмка придвигается ближе, приподнимается с раскладушки и садится на мою кровать. – Ты с ней обсуждаешь свое творчество, да? И она тебе подсказывает, что писать.

Он ничего не понимает, осознаю я, и мне становится так легко, что хочется рассмеяться в голос. А столько слов наговорил, что все знает о девчонках…

– Ну… Можно и так сказать.

– Наброски ей показал?

– Нет, это личное.

– Тогда прощаю, – Тёмка треплет меня по колену и поднимается. – Пошли на пляж. Скучно тут, Лёнька опять куда-то делся.

– Может, лучше дождемся его?

– Да ну, сам дойдет. Большой мальчик уже. Мы ему не мамки.

Растираем друг другу кожу кремом