— ДА, НАМНОГО ДОРОЖЕ ЗОЛОТА И ЦЕННЕЕ РУБИНОВ! — крикнул он,и Мак-Говерн отпрыгнул назад с расширившимися от страха и смятения глазами. —ТЫ ЗНАЕШЬ ОБ ЭТОМ, СТАРЫЙ ГОМИК?

— Да, — ответил Мак-Говерн. — Я… Я знаю. — Он бросилмолниеносный взгляд в сторону «Красного яблока», откуда отъезжала одна изполицейских машин, направляясь в их сторону. — Должно быть, я где-то читал обэтом.

Возможно, в «Сайентифик америкэн».

— "Саентифик америкэн"! — Эд, презрительнорассмеявшись, вновь уставился на Ральфа, как бы говоря: «Видишь, с кемприходится иметь дело». Лицо его быстро мрачнело. — Продажные убийцы, прошепталон. — Совсем как во времена Христа. Только теперь убивают нерожденных. И нетолько здесь, а по всему миру. Они вырезают их тысячами, Ральф, миллионами, изнаешь почему? Знаешь, почему мы снова присоединились к свите обагренногокровью младенцев царя в эту эпоху тьмы?

Ральф знал. Не так уж трудно сложить воедино целую картину,если имеешь достаточно разрозненных фрагментов. Особенно если видел Эда,запускающего руку по локоть в бочонок с химическим удобрением в поисках мертвыхмладенцев. — На этот раз царь Ирод добился успеха, — произнес Ральф. — Именноэто ты хочешь сказать мне? Это все старые идеи о Мессии, правильно?

Ральф выпрямился, ожидая, что Эд опять примнет его к земле,почти не сомневаясь в этом. Гнев снова охватывал его. Абсолютно неразумно былокритиковать бредовые идеи полоумного, как это делают в кино, возможно, дажебогохульствовать, — но сама мысль, что Элен была избита из-за этого, вызвалановый прилив ярости.

Эд, не тронув его, энергично выпрямился и деловито отряхнулладони.

Казалось, он снова был спокоен. Радиопозывные зазвучалигромче — полицейская машина, отъехавшая от «Красного яблока», приближалась кбордюру. Эд взглянул на машину, затем на поднявшегося Ральфа.

— Можешь издеваться, но это правда, — спокойно произнес он.— Однако это не царь Ирод, а Кровавый Царь. Ирод был одной из его инкарнаций.

Кровавый Царь стремительно переходит из тела в тело и изпоколения в поколение — точно так же ребенок перепрыгивает с камешка накамешек, переходя ручей, Ральф, — всегда выискивая Мессию. И он всегда упускаетЕго, но на этот раз все может получиться иначе. Потому что в Дерри все иначе.

И те, и другие силы начинают собираться здесь, выстраиваютсяв две линии. Я знаю, насколько трудно поверить в подобное, но это так.

«Кровавый Царь, — подумал Ральф. — О, Элен. Мне так жаль.Как это печально».

Двое мужчин — один в форме, другой в гражданском, но обаопределенно копы — выбрались из полицейской машины и подошли к Мак-Говерну.

Около магазина Ральф заметил еще двоих мужчин в белых брюкахи белых рубашках с короткими рукавами. Один из них поддерживал Элен,передвигавшую ноги, как больной после операции. Второй нес Натали.

Они помогли Элен забраться в машину скорой помощи. Тот,который нес ребенка, последовал за ней, второй направился к месту водителя. Вих движениях Ральф почувствовал скорее компетентность, чем тревогу, и подумал,что для Элен это хороший знак. Возможно, Эд не так уж сильно избил ее… Покрайней мере, не в этот раз.

Полицейский в гражданском — дородный, широкоплечий здоровякс пшеничными усами — подошел к Мак-Говерну, которого он, кажется, узнал.

На его лице сияла улыбка.

Эд, схватив Ральфа за плечо, оттащил его на пару шагов всторону от мужчин, стоявших на тротуаре. Он перешел почти на шепот.

— Не хочу, чтобы нас слышали, — пояснил он.

— В этом я уверен.

— Эти создания… Центурионы… Слуги Кровавого Царя… Ни передчем не остановятся. Они безжалостны.

— Верю. — Ральф оглянулся через плечо в тот самый момент,когда Мак-Говерн указывал на Эда. Здоровяк спокойно кивал. Руки он держал вкарманах брюк. Игравшая до сих пор на его лице добродушная улыбка постепенноувядала.

— И дело не только в абортах, не надо так думать! Онизабирают нерожденных у всех матерей, не только у наркоманок и проституток,восемь дней, восемь недель, восемь месяцев. Центурионам все равно. Жатва идетдень и ночь. Массовое убийство. Я видел трупики младенцев на крышах, Ральф… Подзаборами… В канализационных стоках… Глаза Эда, огромные и зеленые, какискусственные изумруды, уставились в никуда.

— Ральф, — прошептал он, — иногда весь мир полон красок. Явижу их с тех пор, как он пришел и открыл мне истину. Но теперь все краскистали черными.

— С тех пор как кто пришел к тебе, Эд?

— Мы поговорим об этом позже, — ответил Эд, незаметно шевелягубами, совсем как стукач в фильмах на тюремную тему. В других обстоятельствахэто выглядело бы даже забавно.

Деланная улыбка появилась на его лице, так же увереннопрогоняя безумие, как восход солнца изгоняет ночь. Внезапность переменыодновременно потрясала и ужасала, но Ральф все равно нашел в этом нечтоуспокаивающее.

Возможно, им — ему, Мак-Говерну, Луизе и всем остальным,знавшим Эда, не стоит так уж винить себя, что они не заметили его безумияраньше. И все потому, что Эд был отличным актером. Эта улыбка стоила премии«Оскар». Даже в такой эксцентричной ситуации, как сейчас, его улыбка требовалаответа. — Привет! — обратился Эд к полицейским. Здоровяк закончил беседовать сМак-Говерном, и теперь оба полицейских приближались к ним, идя прямо по газону.— Присаживайтесь, ребята! — Эд сделал приглашающий жест. Здоровяк, все так жедобродушно улыбаясь, пожал протянутую Эдом руку. — Эдвард Дипно? — осведомилсяон.

— Абсолютно верно, — ответил Эд, пожимая руку второмуполицейскому в форме, выглядевшему несколько ошеломленным, затем снова обратилвсе внимание на Здоровяка.

— Инспектор Джон Лейдекер, — представился Здоровяк. — А этосержант Крис Нелл. Кажется, у вас здесь проблемы, сэр?

— Ну что ж. Думаю, вы правы. Небольшая проблема. Или, есливам угодно называть вещи своими именами, я вел себя как свинья. — Смешок,изданный Эдом, прозвучал тревожно-естественно. Ральф подумал обо всехочаровательных психопатах, виденных им в кино — Джордж Сандерс был особеннохорош в этих ролях, — размышляя, возможно ли, чтобы умный химик-исследовательобвел вокруг пальца провинциального детектива, выглядевшего так, словно он такникогда и не перерос фазу «Субботней лихорадки» Ральф опасался, что такое вполневозможно. — У нас с Элен произошла ссора из-за подписанного ею обращения, —говорил Эд, — ну и пошло-поехало… Господи, не могу же я сказать, что я ударилее.

Он взмахнул руками, как бы в подтверждение того, насколькосильно он взволнован, смущен и сгорает от стыда. Лейдекер улыбнулся в ответ.