Я спокойно разъяснила, что такое поведение неприемлемо, но ребенок устроил бурный рев – мне удалось только разобрать слова «мама», «домой» и что-то похожее на «конфетку-у-у!». С сожалением признаюсь, что поход по магазинам удалось завершить только с продуманным применением шоколадного драже, скармливаемого моей подопечной с пятиминутными интервалами. Капризами она напомнила мне Эдварда, который тоже был очень трудным ребенком. Живо помню, как он сидел в коляске и дергал ногами, извиваясь и вопя во все горло, пока не получал желаемого. Моя мать избаловала Эдварда так, как никогда не баловала меня, – возможно, потому, что во младенчестве он много болел. Не знаю, что именно у него было – мне никто не удосужился объяснить, а позже я не спрашивала. Наверное, генетическое отклонение. Что-то с желудком – понадобилось несколько операций, чтобы это исправить. Я почти не видела мать в то лето, которое Эдвард провел в больнице: мы жили вдвоем с отцом. Удивительно, но папа смог на время обуздать свой порок и принял на себя домашние хлопоты в отсутствие супруги: он даже находил время со мной играть. В памяти осталось, что лето было солнечное, обедали мы за уличными столиками в пивных и пабах, а еще я каждый день ела чипсы с курицей, запивая лимонадом. Обед был всякий раз немного неправильный, вроде сандвичей с мармеладом или консервированных макарон в томате со сладкой кукурузой. Когда мать принесла Эдварда домой, отец вернулся к старым привычкам, и веселье прекратилось. Мне приходилось красться по дому на цыпочках, чтобы не побеспокоить спящего брата. Играть с ним мне не дозволялось – вдруг я ему наврежу. Вместо полного папиного внимания мне доставались крупицы, которые могла уделить мне мать, когда не бегала за Эдвардом: даже в двухлетнем возрасте мой брат отлично понял, какую власть дает ему статус выздоравливающего, и всласть ею попользовался.

Уже вечерело, когда мы добрались домой, а от Кейт по-прежнему не было звонка. Обратная дорога оказалась еще труднее из-за хозяйственных сумок, с которыми приходилось заходить на эскалатор и соскакивать с него, в добавление к коляске и ребенку. Проведя ночь без сна, я буквально валилась с ног, поэтому поставила сумки в кухне и улеглась на кровать вместе с девочкой. Мы обе заснули почти мгновенно. Проснувшись, мы поужинали жареной курятиной с картофельным пюре и горошком (на этот раз предложенная пища ушла на ура), и тут в дверь позвонило долгожданное избавление. Я пропустила Кейт на кухню, и девочка немедленно кинулась к ней в объятья – со стороны можно было подумать, что мать и дочь не виделись несколько месяцев. Кейт поставила детское сиденье с уже не внушавшим тревоги младенцем на пол и присела рядом с дочерью, пока та доедала ужин. Температура у Ноя упала, и их отпустили из больницы, прописав курс антибиотиков.

– Спасибо вам огромное за помощь, – сказала Кейт. – Алекс на Сардинии, по словам начальника. Я перед вами в долгу.

– Пустяки, не стóит, – отозвалась я, поднимаясь, чтобы убрать со стола. – Однако я бы предложила вам составить список контактов для экстренных случаев в семье, буде таковые произойдут.

Встав помочь, Кейт заметила в углу кухни груду пакетов из магазинов для будущих матерей и тут же бросила взгляд на мой живот.

– О, вы беременны? Поздравляю! – воскликнула она. – А где же папаша? – добавила она, словно упомянутый папаша мог прятаться в буфете.

– Отца нет.

– Ну что ж, будем с вами поддерживать друг друга. Две одинокие мамочки смогут поразвлечься!

– Прекрасно придумано, – отозвалась я. Кейт, кажется, решила, что я говорю серьезно.

В пятницу я работала допоздна, готовя к ежемесячному собранию отдела объемный документ, в котором я предлагала инновационные способы повышения личной эффективности и, соответственно, индивидуальных целей каждого сотрудника. Я не сомневалась, что коллегам понравится. В нашем офисе слишком много времени тратится попусту: я обратила внимание, что объем напитков, потребляемых в рабочие часы, во много раз превосходит необходимое организму количество жидкости. Очевидно, что люди делают себе чай или кофе, считая, что пришла их очередь отлучиться, а вовсе не потому, что их мучает жажда. Кроме того, я заметила, что у чайника одновременно стоят по два-три человека, хотя для заваривания чая или кофе достаточно одного. Поэтому я разработала строгое расписание заваривания и потребления напитков – с выкладками и научным обоснованием. Также значительный объем времени неоправданно растрачивается при курсировании сотрудников по залу с документами, которые люди относят со своего стола кому-то еще. После этого каждый считает себя обязанным постоять у чужого стола и поболтать с его хозяином, причем, подозреваю, разговоры ведутся не о связанных с работой вопросах. Если предписать сотрудникам отдела отправлять документы посредством электронной почты, а не носить в распечатанном виде, кажущаяся необходимость поговорить будет устранена. В своем документе я зафиксировала еще несколько аналогичных идей, которые, по моим подсчетам, сберегут в среднем двадцать человеко-минут в день и позволят повысить индивидуальные рабочие планы – в том числе и у самой Труди – на четыре с половиной процента.

Когда я вышла из здания, было уже темно, и дождь, собиравшийся весь день, лил как из ведра. Пока я сражалась с упрямым зонтом, от темного угла за дверью, где обычно прятались курильщики, отделился знакомый силуэт. Ричард. Я уже довольно давно не видела и не говорила с ним: он несколько раз звонил, но я не отвечала – что тут обсуждать? Должно быть, он уже не первый час стоял в курительном углу, но хотя мокрые волосы блестели, темно-синее пальто отяжелело от влаги, а на ресницах повисли капли дождя, Ричард все равно умудрялся выглядеть безукоризненно. При виде его мне вспомнился старый черно-белый фильм «Третий человек», где элегантный Орсон Уэллс появляется из мрака. Помимо воли в душе что-то шевельнулось, однако я подавила это шевеленье. У меня не было настроения для каверзных разговоров, особенно когда я не готова к таковым, поэтому я развернулась и зашагала к станции метро. Оказалось, с моей стороны было излишне оптимистичным надеяться, что Ричард покорно растает в темноте: не успела я отойти, как он схватил меня за рукав.

– Сьюзен, – начал он, перекрывая шум машин, заметно поулегшийся по сравнению с часом пик, барабанную дробь дождевых капель и шорох колес по лужам. – Тебе не кажется, что нам давно пора поговорить? – Он опустил глаза на мой живот: – О нашем ребенке?

Я запахнулась в пальто.

– Пожалуйста, не считай себя обязанным думать о нем как о нашем ребенке, – сказала я Ричарду. – Ты свое дело сделал.

– Давай зайдем куда-нибудь, где посуше, и все обсудим надлежащим образом – как-то глупо объясняться посреди улицы.

– Нам нет необходимости куда-либо идти. Оставайся в уверенности, что мне не нужна твоя помощь.

– Сьюзен, я лишь хочу, чтобы ты знала: в прошлую встречу ты старалась отпугнуть меня из желания продемонстрировать свою независимость. Я это понимаю и восхищаюсь тобой. Но если я возьму на себя определенное регулярное участие, подумай, насколько легче тебе будет и финансово, и практически! Я все обдумал и провел определенные расчеты. Я готов и желаю разделить ответственность за этого ребенка и все, что повлечет за собой его появление на свет.