Дописав показания и закрыв папку, я услышала стук в дверь и робкое «Сьюзен, это я» через щель почтового ящика. Это оказалась Кейт, снова в пижаме (как и я), но на этот раз в тапочках и халате, с бутылкой в руке.

– Слушайте, а ведь работает и тут! Сигнал проходит, – отметила она, помахав приемником «радионяни», как выигрышным лотерейным билетом. Из приборчика доносилось тихое шипенье, легкие шорохи, а на экране изредка мелькали красные и зеленые огни. – Если что, я их услышу, а мы с вами пока выпьем.

– Простите, но мое состояние не позволит мне присоединиться к вам.

– О, – засмеялась, краснея, Кейт, – это не вино, я уже знаю вашу ситуацию. Это бузинный лимонад, я его все время пила, пока ходила беременная. Пыталась убедить себя, что это шампанское. Ну же, выпейте со мной! Я нечасто устраиваю себе отдых в компании.

Насколько я уже успела узнать, Кейт не из тех женщин, которым легко дается общение с людьми старше двух лет от роду, и сейчас она явно сделала над собой значительное усилие. Я ее пожалела, пропустила к себе и велела идти в гостиную.

Как вам известно, я не из тех, кто запросто впускает посторонних на свою личную территорию, и не жалую незваных гостей. Так у меня повелось с самого детства. Еще совсем юной я поняла, что в моих интересах скрывать папино пристрастие к алкоголю от всех, особенно от одноклассников, и вскоре я стала настоящим асом скрытности. Моя основная стратегия заключалась прежде всего в том, чтобы не заводить друзей: так никто не нагрянет в гости и не наткнется на моего пьяного папашу. Этого я легко добилась, отказавшись принимать участие в играх на площадке, отклоняя приглашения на дни рождения и в гости к другим детям – словом, в целом держась обособленно. Второй частью моей оборонительной концепции было избегать появляться с отцом в общественных местах – это, к сожалению, удавалось не всегда. Когда мне было четырнадцать, произошел инцидент, повлекший за собой как раз те последствия, которых я ставила себе целью не допустить. Мы возвращались домой после редкого и особенно натянутого визита в бунгало тетки Сильвии. Мой отец попросил мою мать припарковаться у ближайшего винного, и она знала, что возражениями ничего не добьется. На нетвердых ногах он поплелся в магазин и вскоре вышел, спотыкаясь, с огромными пакетами в каждой руке. Из-за солидного пивного живота ему приходилось постоянно поддергивать брюки. Отец торопился к машине, и я увидела, что брюки у него почти сползли на бедра. Я поняла, что сейчас произойдет, выскочила из машины и побежала к нему, но опоздала: брюки упали до щиколоток, открыв всеобщему обозрению бледные тощие ноги. Отец, не сообразив поставить на асфальт свою драгоценную ношу, так и стоял с насмерть перепуганной миной. Я выхватила у него пакеты, и он нагнулся за штанами, едва не клюнув при этом носом об асфальт. Зрелище могло показаться комичным, но не мне и не в том возрасте. Я огляделась, надеясь, что нас никто не видел, и заметила неподалеку девчонок, согнувшихся пополам от хохота. Кэрол и три ее закадычные подружки из моего класса, большие любительницы – совсем как мои кузины – бить по больному месту одноклассников и одноклассниц! Я поспешила в машину.

Я знаю, это трусость, но в понедельник я сказала матери, что плохо себя чувствую и в школу не пойду. Тот же предлог я использовала и во вторник, однако в среду мать пригрозила вызвать врача, и я смирилась, что придется выслушать по полной. Когда я вошла на утреннюю перекличку, казалось, весь класс злорадно осклабился, глядя на меня.

– Эй, Сью, видели тебя у винного в субботу! – заорала Кэрол. – И папашу твоего разглядели ну просто как облупленного!

– Тебе еще повезло, что его не забрали в полицию за то, что снимает штаны перед девочками, – добавила ее подружка. – У него что, не все дома?

– А моя мама говорит, что он у тебя алкаш!

Я упорно смотрела в стол, стараясь не обращать внимания, но это было невозможно: зачинщица, Кэрол, попросту не унималась. И тогда я сделала нечто совершенно для меня нехарактерное, чего не делала ни до того, ни после до сего дня: я встала, подошла к парте Кэрол и с размаху, изо всех сил, влепила ей пощечину. Она покачнулась и ударилась локтем о батарею. В этот момент вошел наш классный руководитель мистер Бриггс с журналом под мышкой. Он мне даже нравился; двадцати с небольшим лет, стройный, светловолосый и добрый. Мистер Бриггс преподавал английский, но не в моем классе.

– Что здесь происходит, черт побери? – загремел он, швырнув журнал на стол.

– Сэр, это Сьюзен, сэр, – притворно захныкала Кэрол. – Она меня ударила вообще ни за что, я ушибла локоть! Наверное, там перелом!

Мистер Бриггс не поверил своим ушам.

– Сьюзен, ты ударила Кэрол?!

– Да, сэр, – ответила я, глядя на свои скромные школьные туфли.

Он спросил, что на меня нашло. Я буркнула, что не знаю. Тогда он повернулся к Кэрол, стоявшей с ярко-красной щекой.

– Покажи руку. Согнуть-разогнуть можешь?

Через полминуты он сказал, что никакой серьезной травмы, скорее всего, нет, и велел ей отправляться в туалет, приложить к локтю мокрой туалетной бумаги и подержать. Вернувшись в класс, Кэрол многозначительно поглядела на меня с кривой ухмылкой, несомненно, представляя будущие кары, которые намерена мне обеспечить. Когда перекличка закончилась и все потянулись на выход, мистер Бриггс велел Кэрол и мне задержаться. Он снова спросил, почему я ударила Кэрол, и я повторила, что не знаю.

– Кэрол, может, ты объяснишь?

– А потому что я сказала про ее отца! Мы видели, как он пьяный шатался по улице в воскресенье, и я решила спросить, как у нее дела.

– Это правда, Сьюзен?

– Она не спрашивала, как у меня дела. Она говорила о моем отце отвратительные гадости и обзывала его гнусными словами.

Мистер Бриггс сказал, что я не должна прибегать к физическому насилию, как бы меня ни провоцировали, но он знает, что такой поступок для меня абсолютно нехарактерен, поэтому на этот раз отпускает без официального предупреждения. Однако если я снова сделаю нечто подобное, докладная ляжет на стол директрисе. Кэрол мистер Бриггс сказал, что не потерпит, если она вновь позволит себе плохо отозваться о моем отце. В заключение он спросил, все ли нам понятно, и мы подтвердили.

– А теперь возвращайтесь к занятиям.

Насмешки и издевательства, разумеется, продолжались: какой ребенок откажется от такого удовольствия только потому, что учитель запретил? Кэрол с подружками пользовались своим знанием моей слабости на всю катушку. Я даже думала притвориться хронически больной, но нельзя же вовсе перестать ходить в школу. К тому же, сказала я себе, у меня железная воля, и я уже научилась отстраняться от происходящего вокруг и подавлять эмоциональную реакцию.

Через неделю мистер Бриггс попросил меня задержаться после переклички. Он сказал, что виделся с одним из наших соседей, который рассказал ему немного о моем отце.

– Как обстановка дома, Сьюзен?

– Прекрасно.