что медведи на дух не переносят крыс. Поэтому лучше бы купила своей крысе больше батончиков.

Он развернулся и зашагал из кухни, бросая презервативы на столешницу. Скоро хлопнула входная дверь и раздались тяжелые шаги на ступенях. Мои ноги подкосились и задрожали, и я уже начала оседать на пол, когда с улицы раздался звериный рев. Меня подорвало на месте, и я бросилась на крыльцо, но в темноте ничего не разглядела, кроме сброшенных вещей на ступенях. Шелест ветра скрал шорох веток, но вскоре я снова услышала недовольное рычание медведя где-то за домом.

Это с какой же скоростью он обернулся?

– Обалдеть! – вырвалось у меня, и ноги снова подкосились.

Волки из приюта оборачивались дольше и мучительней. Да и никто из них не жаждал оборота – все они боролись со второй ипостасью. А тут… Раз – и сбежал! Так не выносит крысиного запаха? Или… меня?

Посидев немного, я замерзла и поплелась обратно в дом. Чай еще не остыл, и я выпила сначала свой, потом взялась беззастенчиво за кружку Дара и пошла осматриваться.

Красиво тут у него, современно. Кухня напичкана техникой, и все в цвет металла. Свет – отдельная история. Были тут и всякие подсветки, и приглушенное освещение сбоку, и теплые лампы над столом – красота! Наигравшись с выключателями, я пошла искать уборную. Та поразила не меньше, хоть Медведя явно тянуло на темные цвета. Мрамор, камень, стекло – все перетекало одно в другое и блистало запредельной чистотой. Дом явно убирали даже в отсутствие хозяина. Засмотревшись, я едва не позабыла выудить Воркушу из капюшона, прежде чем опустится на унитаз. Крыса сонно заозиралась в каменной раковине, потом принялась вылизывать ее в поисках воды. Пришлось открыть кран.

Воркуша напилась и принялась умываться, а я замерла на унитазе и устало уперлась локтями в колени, уложив подбородок на ладонь. Крысы ему воняют… Вон как чистится! Даже я так тщательно за ушами не мою!

Поразмыслив, я сняла шмотки, запихнула в стиралку и сама залезла под душ. Выбор средств для мытья был откровенно сиротским: кусок мыла без запаха и пена для бритья. Станок нашелся тут же, кассета новых лезвий оказалась за зеркалом, и я использовала комплект по назначению. Зло орудуя под мышками, я чувствовала, как даже под водой горят уши от этой его неприязни! Черт, никто меня так еще не унижал, воротя нос от моего запаха! Вот и пусть не приходит!

Я разошлась так, что даже Воркушу засунула в душ и тщательно вымыла мылом. И теперь мы обе с ней, как мокрые мыши, встряхивались перед зеркалом. Машинка задорно отжимала шмотки, Воркуша вылизывала мокрую шерсть, а я вытирала волосы полотенцем, раздумывая, куда девать постиранные вещи. Но мысли путались все сильней, а руки к концу водных процедур уже тряслись, и даже крыса показалась невероятно тяжелой, когда я выползла, замотанная в полотенце, в гостиную.

Медведь еще не вернулся.

Я помялась с крысой в гостиной и поплелась к лестнице в противоположную от кухни сторону. Ну не в гостиной же на диван падать без сил? А когда глазам открылась спальня без всяких дверей, освещенная мягкой нижней подсветкой, во рту пересохло.

Кровать была большой, заправленной потрясающе-мягким темно-синим пледом. Я огладила его рукой, сонно моргая. Воркуша вопросительно вытянула морду, принюхиваясь. А мне в голову некстати пришла мысль, что кровать эту используют по-разному. И перед внутренним взором замелькали картинки совершенного мужского тела, простыни, сжатой меж тонких женских пальцев, и ритмичной вибрации матраса…

Одернув руку, я попятилась к лестнице – все же меня в эту кровать никто не звал. Я развернулась и сползла к дивану на первом этаже.

– Спать, – скомандовала крысе, опуская ее на маленькую подушку. – Поняла? На диван не ссать, а то вернут нас с тобой Яворскому.

Я скрутилась калачиком и сразу же отрубилась.

Глава 5

Я дождался, пока она уйдет в дом, потому что заставить себя отойти от нее сложно. Мало ли, дернется за мной или снова за белобрысой саламандрой? Я бы еще и двери подпер, чтобы не вышла никуда, но это было бы слишком.

Дом Демида, в отличие от моего, не навещали. Я прошелся вдоль ступеней, задрал голову и посмотрел на веранду. Наверное, хорошо, что он не успел завести себе того, кто бы скучал по нему. Он всегда был в центре внимания, любимчик женщин и родителей. И он почти не жил тут. Весь вечно в делах, идеях, встречах… Его жажда жизни всегда меня поражала. Он будто знал, что я его подставлю и позволю убить, и пытался успеть пожить и все сделать.

Грудную клетку сжало как тисками. Я не ждал в том доме в лесу. боялся встречаться со своей тоской по брату тут, где его дом – стоит лишь посмотреть в окно. Месть не утолила боль от потери. Она вообще ничего не утолила, будто и не было ее. Я смотрел в остекленевшие глаза убийц Демида и не чувствовал ничего. Только тоску по нему.

И по ведьме, которую отобрали. Мне хотелось прийти к ней снова, просто прикоснуться к ее неиссякаемой жажде жизни… как к Демиду. Будто своего огня у меня нет, и я вынужден стоять у чужого, красть его тепло и ждать, что в любую секунду снова могу оказаться в темноте…

– Хорошенькая…

Я не дрогнул. Потому что зверь давно чувствовал запах дешевого табака, хоть она и подкрадывалась с подветренной стороны. Но, погруженный в свои мысли и воспоминания, я не позволял звериным чувствам управлять мной.

– А чего ты тут, а не с ней? – Нинор вышла с другой стороны дома Демида и поднялась по ступеням на крыльцо. – Дар, ты смотришь в сторону прошлого, пока твое будущее тыняется по твоему дому.

Я недовольно заворчал, глядя, как она усаживается на крыльце и вынимает туесок с табаком. Что мне, оборачиваться и усаживаться рядом с голым задом, чтобы ей возражать?

– Нет, голым расхаживать не надо, – ткнула она в меня трубкой, ехидно усмехаясь. – Зато ты можешь поискать прелесть от молчаливого и покорного слушания.

Я вообще-то погулять хотел, ярость сбросить на каком-нибудь поваленном дереве. Развернувшись, побрел прочь, но Нинор тут же оказалась рядом. И откуда только столько прыти? Но я не давал поблажек – шел в чащу, раздраженно сопя, а она мало того что не споткнулась ни разу, так еще и трубку умудрилась по ходу набить и подкурить! Задорная у меня бабка. С виду тронь – развалится, а даже ночью носится по лесу,