Каждый раз, когда он приходил и ему давали от ворот поворот, у меня падало сердце. У мамы после каждого его прихода до конца дня был жуткий стресс. Она утешала себя бутылкой водки, говоря мне, мол, нам без него лучше.

Со временем его визиты стали реже, а потом и вовсе сошли на нет.

Вероятно, отчасти я разочарован, что он не приложил больше усилий. Но что отец, в сущности, мог сделать? Как далеко зайти? Я скучал по нему. В конце концов он переехал куда-то на юг. Больше я про него не слышал. Я задавался вопросом, не разыскать ли мне его, но, возможно, уже слишком поздно. И сделать это придется, не говоря маме.

Теперь я делаю точно то же самое, что и он. Мысль о том, что я в конечном итоге причиню Хелен столько боли, сколько он причинил маме, меня убивает. И все же я чувствую, что не могу остановиться. Вот почему важно это сдерживать. Не думать о Стеф.

Один раз в год.

Один раз в год я справлюсь.

* * *

Рождество после того, как я виделся со Стефани и изменил Хелен, далось особенно тяжело. Есть что-то в этом празднике, что заставляет тебя ценить свою другую половину. Возможно, потому, что вы проводите друг с другом много времени. Потому что много часов ходишь по магазинам, думая о вещах, которые она любит и которым радуется, чтобы выбрать идеальный подарок. Или потому что пьешь глинтвейн под сентиментальные песни у мерцающей рождественской елки и задаешься вопросом, как, черт возьми, можно так с ней поступать.

В то Рождество я подсознательно (вот только это было на самом деле вполне осознанным решением, просто не хотел смотреть в лицо гадкой правде о том, что делаю) купил Хелен глупо дорогую, дизайнерскую сумочку. Это могло бы обернуться против меня, ведь я обычно не трачу полторы тысячи фунтов на пустяки, особенно на сумочки. Но я сделал это по двум причинам. Во-первых, потому, что знал, что она ей ужасно понравится (и понравилась). Во-вторых, из чувства вины, и я думал, что после этого мне станет лучше, но нет. Хелен провела пальцами по тускло-черной коже на сумочке от Валентино, погладила заклепки спереди и сверкающий серебряный замок.

– Огромное тебе спасибо, малыш! Я просто от нее без ума! – взвизгнула она и чмокнула меня в щеку, а потом снова стала упиваться подарком. Она тут же сфотографировала ее со всех сторон и выложила снимки на Facebook с заголовком «Только посмотрите, что купил мне на Рождество мой УДИВИТЕЛЬНЫЙ муженек! Правда, мне повезло?! Чувствую себя сейчас по-настоящему любимой». И набрала 154 лайка.

Вскоре после Рождества Хелен завела разговор о том, все ли у нас в порядке. Она заметила, что я отдалился, но это были еще цветочки.

– Знаю, что у тебя уйма дел на работе, – сказала она однажды вечером за ужином, накручивая на вилку домашние спагетти в пряном томатном соусе с беконом. – Но просто мы несколько месяцев не занимались сексом.

Боже мой… Неужто правда так долго? Я сознавал, что избегаю близости. Просто не могу себя заставить. Для меня это было все равно что взглянуть в лицо собственной измене. Сомневаюсь, что у меня вообще встал бы. Я много дрочил… но всякий раз думал о Стефани и о ночи, которую мы провели вместе.

Я уклончиво отвожу взгляд, уверен, Хелен точно заметила, как встревожило меня ее замечание. Я напрягаюсь всем телом. Я не могу посмотреть на нее.

– Да, я просто вымотан… – лгу я.

– Раньше тебя это не останавливало, – справедливо возражает она.

У нас всегда была хорошая сексуальная жизнь. Здоровый и частый секс. То есть в спектре секса мы, вероятно, где-то в середине, ближе к «нормальному». Ничего безумного или слишком извращенного. Пожалуй, самое рискованное, на что мы решились, был однажды секс в море, на отпуске, когда мы только сошлись. Мы не из тех пар, которые покупают секс-игрушки, аксессуары или какую-то еще чушь. И Хелен трудно представить себе в чулках с подвязками, она скорее мальчишка-сорванец. Но нам-то это не мешало. Ведь все люди разные, так?

– Ну… работа в школе, выставку надо собрать, детей к экзаменам подготовить. Просто устал, – говорю я, делая большой глоток вина.

– Сам знаешь, я могу найти тебе работу в журнале. Тебе недостаточно платят за такой стресс, а когда это начинает сказываться на семейной жизни… стоит ли оно того?

Знаю, Хелен только пытается помочь, но я выхожу из себя всякий раз, когда она свысока отзывается о моей работе.

– Да, стоит. И ты знаешь, что я не могу ее бросить. Прости за голодовку, но что есть, то есть, – произношу я очень буднично и деловито и отправляю в рот спагетти.

– Ты уверен? Я ведь поговорила с девочками, и они сказали, что такие вещи, если не пресечь в самом начале, легко могут перерасти в депрессию…

– Боже, Хелен! – кричу я, швырнув вилку в тарелку с пастой. – Тебе правда надо обсуждать такие вещи с подружками?

– Это не первые встречные, Джейми, они мои подруги. И мне нужно было с кем-то об этом поговорить, – произносит она с таким отчаянием в голосе, что я понимаю, что ей довольно давно уже хочется завести этот разговор.

– Так, может быть, надо было поговорить со мной?

– Я говорю сейчас с тобой. – Она сбавляет тон, явно уловив раздражение в моем голосе.

– Ага, после того как вы с подружками записали меня в психи. Большое спасибо.

– Перестань лезть на стенку.

– Никуда я не лезу, и ты сама это знаешь.

– Я только пытаюсь помочь.

– Уж и не знаю, сколько раз ты попыталась «помочь» получить мне место у тебя журнале. Я не хочу там работать. У меня есть свои собственные цели, и они не подразумевают коммерческий дизайн.

– Ну ладно. Я это припомню, когда в следующий раз сломается бойлер или мы поедем в очередной хороший отпуск, за который я плачу.

– Удовлетворение от работы не измеряется зарплатой, Хелен.

– В идеальном мире – возможно. Но иногда надо признать, что твое время прошло и что пора жить в реальном мире. Браться за любую возможность, какая подвернется, чтобы создать для себя лучшую жизнь. Что, черт побери, тут дурного? Я не собираюсь за это извиняться.

Я какое-то время смотрю на нее, и вид у жены такой решительный. Подозреваю, она уже давно хотела все это выложить. Взяв свой бокал, она выпивает вино до дна.

– Так вот как ты на самом деле обо мне думаешь? Что я упустил все шансы? Что я зря трачу время?

– Да… я думаю, что тебе нужно признать, что ты не станешь художником, который волен заниматься только творчеством, – твердо говорит она. – Но тебе абсолютно точно стоит заниматься им как хобби.

Слова Хелен как удар под дых. Неужели она права? Я всегда считал, мол, главное, не сдаваться – вероятно, из-за того, в каком месте я вырос. Но это ведь жена мне говорит, что надо все бросить. Возможно, она права.

Я встаю и выхожу из комнаты. Хелен молчит, и я тоже.

В гараже зимой лютый холод. Я дергаю за шнур, и на потолке загораются галогеновые лампы. Я включаю обогреватели, которые начинают подавать жар, немедленно заполняющий холодное пространство. Я оглядываю «мою студию» и работы, которые написал за несколько месяцев. Они хотя бы на что-то годятся? Я уже и не знаю. Кругом разбросаны холсты, полки заставлены красками и банками с кистями. Это – мое убежище. Место, где я поддерживаю мечту. Место, где я могу дать выход эмоциям.