Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты о чем? – удивился он. – Вот он я, сижу ря–домс тобой. Мы в Виллидж, в каком-то баре. Что ты имеешь в виду, спрашивая, где я?Если мое тело, то те–бе не хуже, чем мне, известно, где именно ты зарыл егочасти.
– Поэтому ты и преследуешь меня после смерти?
– Ничего подобного. Мне абсолютно наплевать на тело. Кактолько я потерял свою телесную оболоч–ку, я вообще перестал думать о ней. Дачто объяснять, тебе и без того все известно.
– Нет-нет. Я совсем не это имел в виду… Я спра–шивал, вкаком измерении ты находишься… как все это… что ты увидел, когда перешел… когдаумер…
Он покачал головой и печально улыбнулся.
– И на этот вопрос ответ тебе известен. Я не знаю. Тем неменее мне кажется, что меня ждет… не–что… То есть я в этом уверен. Кто-то иличто-то ждет меня. Возможно, это будет всего лишь окончательная смерть,разрушение… Полная тьма. И все же оно про–изводит впечатление чего-то…обладающего лично–стью, если можно так выразиться… и оно не намерено ждатьвечно. Хотя я и сам не понимаю, на чем основа–но мое убеждение.
Равно как не понимаю, почему мне было позволе–но вернуться ктебе. Быть может, все дело в острей–шем желании, то есть в моем невероятномжелании, в той силе воли, которой, кстати, я всегда обладал в избытке. Иликто-то просто подарил мне эти не–сколько мгновений. Не знаю. Но я последовал зато–бой. Я следил за тобой от самой квартиры, видел, как ты вернулся обратно,как вновь покинул ее с моим те–лом, потом я пришел сюда. Мне крайне необходимопоговорить с тобой, и я не сдамся без борьбы. Я не уйду, пока не скажу тебевсе, что должен сказать.
– Кто-то или что-то ждет тебя, – шепотом по–вторил я,чувствуя благоговейный страх. Как все про–сто и ясно. – А после? Если тыне растворишься в воздухе, как только мы закончим разговор, куда тына–правишься?
Роджер покачал головой и пристальным взглядом обвелзаставленные бутылками полки бара.
– Вот зануда, – сварливо проворчал он. – Заткнись.Я вздрогнул как ужаленный. Заткнись! Он осме–лился приказать мне заткнуться!
– Я не могу присматривать за твоей дочерью, – заявил я.
– Что ты хочешь этим сказать? – Он яростно сверкнулглазами в мою сторону и вновь приложился к бокалу. Потом жестом приказалбармену подать еще один.
– Ты что, решил напиться? – спросил я.
– Полагаю, мне это не грозит. Ты обязан позабо–титься о ней!Неужели ты не понимаешь, что вся эта история неизбежно станет достоянием гласности?У меня масса врагов. Они убьют ее – убьют только потому, что она моя дочь. Тыдаже не представляешь, как я всегда был осторожен и как безоглядно инеобдуманно иногда действует она – только потому, что верит в это свое Святоепровидение. Кроме того, есть еще и власти, правительственные ищейки… Что станетс моими сокровищами, с моими книгами?
Потрясенный, я смотрел на него, совершенно за–быв, чтопередо мной призрак. Да, в тот момент он и не похож был на выходца с тогосвета. Ничуть. Разве что только я не чувствовал его запаха, и те звуки,кото–рые он издавал, не имели ничего общего с жизнедея–тельностью человеческихлегких или сердца.
– Ладно, – продолжал он, – буду говорить пря–мо. Ябоюсь за нее. Ей предстоит пройти нелегкое ис–пытание. Поднимется шумиха, еебудут расспраши–вать, оскорблять… Пройдет немало времени, прежде чем всеуляжется, и мои враги и недоброжелатели забудут о ней. До сегодняшнего днябольшинство из них понятия не имели о ее существовании. Хотя… те–перь я нестоль в этом уверен. Вполне возможно, что кто-то знал. Ведь ты же знал…
– Совсем не обязательно. И я не в счет. Я не че–ловек.
– Ты обязан защитить ее.
– Я не могу и не стану это делать.
– Лестат, ты выслушаешь меня наконец?
– Я не желаю тебя слушать. Я хочу, чтобы ты ушел.
– Знаю.
– Послушай, я не собирался тебя убивать. Мне действительножаль. Это было ошибкой. Мне сле–довало найти кого-то… – У меня тряслись руки.Наверное, когда-нибудь вся эта история покажется мне весьма забавной, носейчас… Сейчас я мог только молить Бога, чтобы все поскорее закончилось.
– Ты знаешь, где я родился, не так ли? – спросилон. – Квартал на Сент-Чарльз-авеню, неподалеку от Джексон-сквер.
Я кивнул:
– Пансион. Нет смысла рассказывать мне историю своей жизни.Зачем? К тому же она уже завершилась. Как и у любого другого человека, у тебябыла возможность написать обо всем. А теперь… Что, по-твоему, я должен будуделать с твоим рассказом?
– Я расскажу только о самом важном, о том, что действительноимеет значение. Посмотри на меня! Пожалуйста, посмотри мне в глаза и постарайсяпонять меня и полюбить! Постарайся полюбить Дору! Ради меня! Умоляю!
Мне не было нужды смотреть на него и видеть вы–ражение еголица, чтобы в полной мере постичь его отчаяние. Это был крик о помощи. Развеесть в мире мука страшнее, чем видеть, как страдает твое дитя?
Или кто-то другой, кто тебе неизмеримо близок и до–рог.Дора… Малышка Дора, бродящая по пустому мо–настырю… Дора, вдохновенно поющая ипростираю–щая к нам руки с экрана телевизора…
У меня перехватило дыхание. Наверное, я даже вскрикнул. Незнаю. Быть может, просто вздрогнул или сделал что-то еще… На несколькомгновений я словно утратил способность мыслить. Но в этом не было ни–чегосверхъестественного – только душевная боль и сознание, что он рядом, видимый иосязаемый, что он добился своего и заставил меня понять. Ему удалось достаточнодолго продержаться в столь эфемерной форме, чтобы добиться-таки от меняобещания.
– И все же ты меня любишь, – прошептал он. Он был явносбит с толку и заинтригован, но в то же вре–мя неожиданно обрел некоевнутреннее спокойствие.
– Страстность, – так же шепотом ответил я. – Вседело в твоей страстности и безграничной любви.
– Да, понимаю. Я действительно польщен. Ведь я умер не подколесами грузовика посреди улицы и не был хладнокровно застрелен гангстером.Меня убил ты! Ты! А ты один из лучших!
– Один из лучших? Кого ты имеешь в виду?
– Я не знаю, как именно ты себя называешь. Но ты не живоесущество. И в то же время ты человечен. Ты выпил мою кровь, и теперь она течетпо твоим жилам. Ты пользуешься и наслаждаешься ею. И ты не один такой. –Он отвернулся и теперь смотрел куда-то в сторону. – Вампиры… – тихопроизнес он. – Когда я еще жил в Новом Орлеане, мне приходилось видетьпризраков.
– В Новом Орлеане все видят призраков.
Он невольно рассмеялся – коротким тихим смеш–ком.