— Будем сидеть тихо, прямо как мышки.

Стас кивнул. Сидеть он не хотел. Ему бы сейчас лечь. Нога разболелась до тошноты. Голова еще не кружилась, но перед глазами уже плыло. Да, неплохо было бы сейчас обрести покой. Особенно в одном доме с Ириной. Дверь у нее вроде бы бронированная, так просто ее не вышибить. А если вдруг начнут, то он будет стрелять. Плевать на ментов.

В квартире тихо, нет никаких подозрительных запахов. После свежего воздуха нос Стаса обязательно уловил бы ароматы табачного дыма и грязных носков. Но не было ничего такого.

Все же Стас обошел всю квартиру, заглянул в каждый шкаф. Только после этого он подал знак Ирине.

Она зашла в дом, закрыла за собой дверь. Он тут же без сил опустился на пол. Ноги отказывались держать натруженное тело. Правая жутко болела. Но расслабиться стало можно только сейчас.

— Тебе плохо? — спросила Ирина и взбила подушку на диване, чтобы он мог лечь.

— Мне не просто плохо, а ужасно.

До дивана еще нужно было добраться, а у него не имелось ни сил, ни желания делать это.

— Может, «Скорую» вызвать?

— Она сама приедет. Из психушки, — сказал он и закрыл глаза.

Бандитский джип они бросили на въезде в Москву. Ирина остановила такси, назвала адрес. Надо было видеть, какими глазами водитель смотрел на Стаса. Тот был весь в крови, в самодельных шортах, босиком, с повязкой на ноге.

Таксист доставил их к месту, после чего, возможно, схватился за телефон. Как бы ментов не вызвал. Впрочем, номера квартиры он не знал.

— Повязку сменить надо, — сказала Ирина, посмотрела на него, на диван.

Стас мог испачкать его кровью, но сказать об этом Ирина постеснялась.

— А бинты есть?

— Да, конечно. И душ принять можешь.

Стас качнул головой. Чтобы принять душ, нужно встать в полный рост, а сделать этого он не сможет. Да и не хочет. Лежать бы и лежать. Нисколько не важно, что на полу.

— Я сейчас.

Ирина принесла коробку, в которой у нее хранилась домашняя аптечка. Потом она сходила в ванную и вернулась оттуда с тазиком, в котором была горячая вода. Женщина чистой губкой смыла кровь с ног Стаса, затем заставила его раздеться и принесла чистое белье.

— Паша все здесь оставил. А мне даже надеть нечего, все там, — сказала она и с грустной улыбкой махнула рукой в сторону дачного дома, который им пришлось покинуть.

Стас едва заметно улыбнулся, влюбленно глядя на нее.

— О чем ты подумал? — спросила Ирина и с обличительным укором повела бровью.

А он действительно подумал о том, что Ирина могла бы обходиться без одежды. Разве Стас стал бы возражать, если бы она прошлась перед ним голышом?

Но он подумал об этом больше в шутку, чем всерьез.

— Выбрось эти глупости из головы, — сказала Ирина, улыбнулась и закрыла за собой дверь.

Стас переоделся, осмотрел повязку. Кровь не выступила, значит, все в порядке.

На диван он вползал, стараясь не опираться на больную ногу. Лег, сунул под подушку пистолет, закрыл глаза. Больно, тошно, но жить можно и даже нужно. Ведь с ним Ирина. Одна мысль о том, что она где-то рядом, действовала как сильнейшее обезболивающее.

Боль не отступила, но перестала действовать на нервы. Ему еще сильней захотелось спать.

Стас решил бороться с этим. Нельзя ему засыпать. А если тревога? Вдруг нужно будет встать на защиту любимой женщины?! Но сон оказался сильнее бдительности.

Кулак в перчатке поднялся, на мгновение замер в верхней точке и с бешеным ускорением полетел в лицо. Сильный удар в нос едва не вывернул сознание Тимохи наизнанку. В голове его взорвалась бомба, из глаз выплеснулся искрящийся фонтан. Запах ржавчины не просто наполнил рот. Он действовал как отравляющий газ. Парень едва не задохнулся от боли.

А кулак взлетел снова. Тимоха зажмурил глаза, но это не помогло. На этот раз браток проверил на прочность его челюсть.

— Куда могли деться эти уроды? — спросила злобная морда, нависая над ним.

Тимоха мотнул головой.

Он уже знал, что произошло. Бандиты вышли на дачу, в которой остались Ира и Стас. Но вместо улова они получили полный разгром. Один браток в больнице с тяжелым ранением, а двое здесь, в подвале.

Они-то и избивали Тимоху. Но откуда ему знать, куда мог деться Стас? А если бы знал, все равно бы не сказал.

Кулак снова пришел в движение. Тут же подключился и второй браток. После нескольких камнедробильных ударов Тимоха отключился.

В себя он пришел в подвале, где они с Пузырем содержались со вчерашнего дня. Паша сидел рядом с ним и брызгал в лицо водой. Ира не узнала бы его. От глаз остались одни щелки, нос распух, губы превратились в кровавые лепешки. Вряд ли сам Тимоха выглядел лучше.

— Жив? — спросил Паша.

Тимоха промолчал. Он должен был набраться сил, чтобы ответить.

Человек должен верить в свою удачу, без этого нельзя. Но делать это нужно осторожно, а Тимоха решил, что ему любые горы по плечу. За то и поплатился.

Съездил вчера к Марковцу, поговорил с ним, вернулся в машину, вот тогда смерч их и закрутил. Бандиты налетели со всех сторон, повязали парней, сунули в багажник, привезли в этот подвал, избили, закрыли. Потом снова отметелили. Веселая жизнь началась. Как бы со смеху не лопнуть.

— Жив, — сказал Пузырь и мрачно усмехнулся. — Только это не значит, что ты дальше жить будешь.

Тимоха вложил в удар всю свою силу. Пузырь удивленно глянул на него и свалился на бок.

— За что?

— Ты, падла, Стаса сдал!.. — возмущенно прошамкал Тимоха. — И свою жену!

— Я сдал?!

— А как они на них вышли?

— Что с Ирой?! — встрепенулся Пузырь.

— Что с Ирой. Пустят они ее по кругу. Ты будешь в этом виноват!

— Я не сдавал ее. Не мог!

— А как они узнали?

— Что с Ирой? — Пузырь трясся, будто в лихорадке.

— Скажи спасибо Стасу. Ушли они. Но братки их ищут.

— Я не сдавал.

— Откуда они адрес узнали?

— Да не мог я Иру сдать! Стаса, пожалуй, да, — ляпнул Пузырь, тут же спохватился, повернул голову, отвел в сторону взгляд.

— Что ты сказал?

— Я хотел сказать, что Стаса сдал бы скорей, чем Иру.

— И меня бы сдал?

— Но я ведь этого не сделал!

Тимоха кивнул, принимая этот аргумент. На допросе Паша держался достойно. Его били, а он молчал. Не сказал, что это они подожгли баню. Бандиты уверяли, что им все известно, а он держался как партизан, народный герой. Может, потом проболтался, когда братки били их поодиночке.