— О, Боги! — пробормотала Сильвия.

— И эти ужины. И эти клубы. Ко всем пристает, привязываетсясо своими идиотскими разговорами. С этим невозможным выражением лица. — Онпосмотрел на меня и улыбнулся самой странной улыбкой, какую я когда-либо видел.— Знаешь, что она сказала, когда Лилли уехала? Она стала убеждать меня продатьмашину. Тот старый «Додж», который подарил мне дядя, когда я получил права. Яотказался. Я сказал, что дядя Фрэд подарил мне эту машину, и я не собираюсь еепродавать. Она ответила, что сделает это сама, если я буду упрямиться. Онаподписывала все бумаги, и официально машина принадлежит ей. Она сказала, чтопродаст машину, чтобы я не смог обесчестить какую-нибудь девушку на заднемсиденье. Обесчестить девушку, так вот и сказала.

Он размахивал карандашом, затем судорожно переломил егопополам и отбросил в сторону.

— Я сказал маме, что не собираюсь продавать «Додж». А онанастаивала на своем, и мне пришлось это сделать. Я ничего против нее не могу.Она всегда знает, что сказать. Вы начинаете приводить ей какие-то аргументы,речь идет о машине, а она спрашивает вдруг: «Почему это ты так долго был вванной?» Хоть на стену лезь. Вы ей про машину, а она про ванную. Будто я чем-тогрязным там занимался. Она постоянно несет всякую чушь.

Он выглянул в окно. Миссис Дано уже не было видно.

— Она постоянно болтает, это подавляет, от этого невозможноуйти. Карандаши Би-Боп, которые ломаются всякий раз, когда пробуешь ихзаточить. Это и есть ее метод подавления. Она ужасна, она тупа, она утопилакотенка, маленького котенка, и она так тупа, что каждый смеется над ней заспиной. Знаете, как это действует на меня? Я становлюсь меньше и глупее. Яначинаю чувствовать себя несчастным котенком, которого по ошибке принесли вдом, и он ползает в пластиковой коробке, полной карандашей Би-Боп.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Пиг Пэн завладелвниманием аудитории, но не думаю, чтобы он это заметил. Он выглядел абсолютнопотерянным и опустошенным. За окном коп поставил машину на лужайке параллельношкольным окнам. Несколько его приятелей с пистолетами в руках забежали за нее,очевидно, затевая какую-то секретную операцию.

— Я думаю, такого она еще не нюхала. — Пиг Пэн улыбнулсясвоей странной, пугающей улыбкой. — Если бы у меня был пистолет, Чарли, я убилбы ее не задумываясь.

— Ты безумен, — печально произнес Тед. — Боже, мы все скоросвихнемся.

— Не будь такой сволочью, Тед.

Эти слова произнесла Кэрол Гренджер. Довольно странно, чтоона выступила против Теда. Раньше эти два типичных представителя истэблишментавсегда поддерживали друг друга. Однако, именно Кэрол смогла открытопротивостоять Теду. Для одноклассников Тед был чем-то вроде Эйзенхауэра длялибералов пятидесятых, хотя эта аналогия очень приблизительна. Вы вынужденывосхищаться этим человеком, его стилем, улыбкой, блестящими манерами, успехом,но что-то в нем раздражает Вас. И Вы не можете выразить это словами, ноощущаете как что-то скользкое в нем. Вы скажете, я слишком много вниманияуделяю Теду. Почему бы нет? Меня не покидает странное чувство, что всепроисходившее сегодня утром — не более, чем плод чьей-либо фантазии. Или дурнойсон. И почему-то мне кажется, что вовсе не я, а Тед находится в центре всехсобытий. И именно он заставляет окружающих проявлять те качества, которые им несвойственны… Или которые были в них до поры до времени скрыты. Одно можносказать точно: Кэрол сейчас смотрела на Теда вызывающе, она вовсе не собираласьиграть по его правилам.

— Если они его схватят, то не найдут ничего интересного.Пустышка, — произнес Тед.

Пэн уставился на обломки своего дешевого карандаша, будтоэто была единственная оставшаяся на свете вещь. У него была грязная шея, но наэто уже никто не обращал внимания. Кому было какое дело до его шеи.

— Они подавят тебя, — прошептал Пэн. Он оглянулся посторонам, затем посмотрел на меня. Выражение его лица с застывшей полуулыбкойбыло неприятно мне. Оно почему-то вызывало тревогу.

— Они справятся и с тобой, Чарли. Вот увидишь, так все ибудет.

В комнате было тихо. Я крепко сжимал пистолет. Стараясь ни очем не думать, я взял коробку с патронами и заправил несколько штук в магазин.Руки мои вспотели. Неожиданно до меня дошло, что я держу пистолет за ствол,направив его на себя. Никто не шевелился. Тед замер, склонившись над партой. Ион не двигался, разве что шевелил извилинами. Я неожиданно подумал, чтокоснуться его мне было бы также неприятно, как притронуться к крокодилу.Интересно, Кэрол когда-нибудь обнимала его? Скорее всего, да. Эта мысль вызвалау меня отвращение.

Сюзанн Брукс неожиданно разрыдалась. Никто не обратил на неевнимания. Я глядел на них, они на меня. Я держал пистолет за ствол. Они этознали. Я сделал пару шагов, и нога моя коснулась тела миссис Андервуд. Явзглянул на учительницу. На ней было ее обычное пальто из шотландской шерстиповерх коричневого кашемирового свитера. Она уже окоченела, и кожа ее на ощупьнаверняка напоминала крокодиловую. Я оставил след на ее свитере. Мневспомнилась картина, которую я однажды видел: Эрнст Хемингуэй одной ногойопирается на мертвого льва и сжимает в руках винтовку, а на земле сидитполдюжины черных туземцев. Неожиданно мне захотелось кричать. Я лишил этуженщину жизни, я убил ее, продырявил ей голову, и тем покончил с алгеброй.Сюзанн Брукс опустила голову на парту, как в детском саду во время тихого часа.Ее волосы были повязаны нежно-голубой косынкой, это смотрелось довольно мило. Уменя заболел желудок.

— ДЕККЕР!

Я вскрикнул и повернул пистолет к окнам. Там был какой-товоенный с громкоговорителем. Выше по склону холма располагались журналисты скамерой. Пиг Пэн, скорее всего, был прав.

— ДЕККЕР, ВЫХОДИ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ!

— Сейчас иду, — ответил я.

У меня начали дрожать руки. Желудок болел все сильнее. Уменя всегда были проблемы с желудком. Временами по утрам, когда я собирался вшколу, со мной случались колики. Был также неприятный инцидент, когда я первыйраз проводил время с девушкой. Однажды мы с Джо подцепили пару девчонок в паркеГаррисона. Стояли теплые июльские дни, и небо было бездонно-синее. Мою девушкузвали Эннмари. Она произносила это имя одним словом. Девушка была хорошенькой,она носила темно-зеленые вельветовые шорты и шелковую блузку. У нее былапляжная сумка. Мы двигались по дороге по направлению к пляжу, из радиодоносились звуки рок-н-ролла. Брайан Вилсон, помню как сейчас. Брайан Вилсон и«Бич Бойз». Джо вел старый голубой «Меркури» и улыбался своей фирменнойулыбочкой. Я вдруг почувствовал бурю в желудке. Ощущение не из приятных. Джоразговаривал со своей девушкой, кажется, о серфинге, что хорошо сочеталось созвучавшей музыкой. Девушку звали Розалин, она была сестрой Эннмари, и тожевесьма привлекательной. Я открыл рот, чтобы сказать, что мне дурно, но вместоэтого блеванул на пол. Я испачкал ногу Эннмари, и вы даже не можете себепредставить выражение ее лица. Все постарались отнестись к происшедшему проще,будто все так и должно быть. Купаться в тот день я не мог, желудок выворачивалонаизнанку. Эннмари загорала на скамейке рядом со мной. Девушки сделали бутербродыи пригласили нас перекусить. Но хотя я выпил соды, съесть так ничего и не смог.Все это время я думал о запахе, который будет стоять в салоне голубого«Меркури», весь день гревшегося на солнце. Реальность превзошла все моиожидания. Мы делали вид, что ничего не ощущаем. Но вонь от этого никуда недевалась.