— Вы знаете, он тоже показался мне чудаковатым. Но это его горе. А мне бы хотелось за время предстоящей встречи, тем более что мы с ним, возможно, больше не увидимся, разом утрясти все вопросы. Дело в том, что я вчера, перегревшись на солнце, заснул во время нашей совместной морской прогулки и пропустил то, что происходило между Владиленом и…

— Вашим моряком, да. Картежники — что с них взять! Готовы играть хоть в море, хоть на суше. И со вчерашнего дня только и разговоров, что про эту жалкую игру! — раздраженно воскликнула Жека. — Весь дом гудит, как улей! И тут то же!

Она надела очки и изменила прическу явно для того, чтобы уклониться от расспросов хотя бы со стороны малознакомых людей про вчерашний эксцесс на пляже. А теперь можно было подумать, она ревнует к тому, что Марат интересуется третьестепенными событиями, а про то самое не обмолвился ни намеком. Но он озадачил ее еще сильнее, с живейшим интересом спросив, кто именно говорит.

— Люди, — удивленно сказала Жека. — Вы их не знаете, и их имена вам ничего не скажут.

— Да, действительно, прошу меня извинить, — согласился Марат, — я чересчур далеко зашел в своей любознательности — наверное, от волнения. Я, конечно, не позволил бы себе такого, не тревожь меня подозрение в том, что моряк мог проиграть вещь, ему не принадлежащую, или, вернее, принадлежащую наряду с ним и мне. Не в подкидного же дурака они резались. Игра ведь была азартная?

— Обычное очко, — ответила Жека, снимая очки, точно случайное созвучие наконец напомнило ей об их в данной ситуации бессмысленности, они только зря утомляли глаза в и без того не ярко освещенной кассе, и от зрителя в данном случае скрывать лицо было глупо и недостойно. — На кону стояло что-то заочное, о чём они говорили «три звездочки». Что это и кому принадлежит, не объяснили — попробуйте вы угадать. Однако вряд ли что-нибудь серьезное, судя по тому, как они оба кривлялись и подначивали друг друга; карты поручили сдавать Лоре, хотя она и тасовать-то как следует не умеет, причем их приходилось ловить и прижимать фотоаппаратом, чтобы не улетели. Зачем играть на катере — не понимаю! А сразу после игры Адик швырнул свои в море: ветер был рад их подхватить. Моряк проиграл, но это было редкостное невезение: перебор к одиннадцати туз. Вы поймете, если знаете правила игры.

— Нет, — солгал Марат в надежде, что Жека будет говорить подробнее.

— В общем, тебе сдают из колоды карты — подряд, вслепую. Каждая — определенное число очков. В сумме надо набрать двадцать одно или чуть меньше. У кого больше — тот и выиграл. Но перебор — крах, поэтому главное — вовремя остановиться. Сначала Лора сдавала Владу. Тот остановился на трех картах и сказал: «Ему». Моряк брал и в открытую швырял перед собой, разве что локтем прижимал, чтобы ветер не унес. Так что все видели. Я, конечно, не заядлая картежница. Но такую редкую по нелепости комбинацию и неспециалист запомнит. Король — четыре очка. Валет — два. Дама — три. Опять валет пиковый — два. Набралось одиннадцать. До двадцати одного еще целых десять очков. И я не верю, что среди самых осторожных игроков в мире есть хоть один, кто остановился бы на такой цифре. А следующим пришел туз — одиннадцать очков. Итого — двадцать два. Перебор. Всех охватило какое-то нездоровое веселье. Лоре на ум, конечно, пришел трехзвездочный армянский коньяк. Я сказала Адику, что он так возбужден, точно выиграл погоны со звездами подполковника или капитана первого ранга… и в этот момент он сорвал с головы проигравшего фуражку…

— А тот? — быстро вставил Марат.

— По-моему, он не придал этому никакого значения, — помедлив, вспомнила Жека. — Даже не знаю, будет ли он рад возвращению убора на свою голову.

— Такие сантименты — его личное дело. Но, во всяком случае, когда он выводил на подкладке химическим карандашом свои инициалы «ЗФ», он, видимо, надеялся, что фуражка будет принадлежать ему всегда! Кстати, вы не помните его имя-отчество? Как-то неловко говорить ему «э!».

— Трудно вспомнить то, чего не знаешь, — насмешливо сказала Жека и вдруг спросила: — А вы не студент юридического факультета? К любому делу готовитесь прямо-таки с завидной скрупулезностью: даже для того, чтобы купить билет в кино, заручились знанием фамилии кассира.

— Зато мое знание мирового кинематографа хромает, — не отвечая на вопрос, возразил Марат. — Вот вечерний фильм: судя по афише, итальянский, в названии два имени. Не может ли оно быть придумано нашими киношниками? А на языке оригинала название совсем иное, и в буквальном переводе на русский получится что-нибудь вроде «Долг чести платежом красен»?

Это предположение, после того как Жека несколько секунд усваивала его смысл, рассмешило ее до слез. Поборов приступ смеха, но всё еще удивленно качая головой и глядя на Марата почти по-дружески, Жека выразила твердую убежденность, что название «Ромео и Джульетта» на всех языках звучит одинаково. Это знают даже школьники, не говоря уже о студентах любых факультетов. Но, с другой стороны, конечно, содержание фильма при желании можно сформулировать с четкостью судебного приговора: «кровь за любовь» или «долг чести платежом красен», раз уж патетические речи о долгах чести теперь у всех на устах и вошли в такую моду.

Жека и Марат расстались почти приятелями, словно тень жалобной книги — угрозы, вынудившей ее заискивать перед клиентом, — и не ложилась между ними. Тем не менее, лишь отойдя от кассы настолько, что его не стало видно, он снял фуражку и, спустившись по ступенькам в туалет, оглядел в зеркало облитую потом голову. С макушки он даже пробил верх фуражки и проступил снаружи темным пятном. Уши, надавленные жестким ободом, горели и сделались бордовыми. Кроме того, ткань рубашки еще пачкалась краской. Когда Марат вытер рукавом испарину со лба, на лице остался бледно-чернильный след. Его он смыл и заодно утолил жажду, похвалив курорт за хороший вкус водопроводной воды.

Он спешил. Билет на место за спиной Краба был куплен Маратом на крайний случай и ничуть его не успокаивал. В таком заковыристом деле, как смягчение последствий игры на «три звездочки», тянуть до последнего момента слишком рискованно. Он рассчитывал найти Краба заблаговременно и, окончательно установив его личность, либо захватить врасплох, либо оставить один на один с его крайне щекотливым проигрышем — ставить такое на кон было чистым безумием, — а самому продолжить поиски иного, нужного ему человека.

Сейчас Марат направился по адресу Захара Фирсова. Хотя он в точности хранил его в памяти, поиски осложнялись тем, что многие, у кого он спрашивал дорогу, оказывались курортниками, не знавшими тут ни названий, ни расположения кривых горных улиц. По счастью, дом оказался недалеко от кинотеатра и на вид сделан из того же теста. Тот же серый бетон, та же убогая строительная спешка выглядывала из швов между серовато-грязными панелями. Эта плосковерхая пятиэтажка была явно новее двухэтажного домика, места ночевки Марата. Но если бы не зелень цепляющихся за стены лиан плюща и винограда, она производила бы такое же безотрадное впечатление, как все типовые здания в массивах многоэтажной застройки — в таких местах Марат старался не задерживаться, поскольку негде даже утолить жажду (по сравнению с ними любая захолустная улочка, где можно было до ломоты в зубах лакать воду из любой водопроводной колонки, представлялась оазисом).