Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этих слов все заложницы, как по команде, встали, оттеснили толпу представителей назад, развернулись к ним спиной и склонили колени перед новой властительницей. Это был отчаянный ход, но Асатессе было нечего терять: она знала, что, либо станет правителем, либо погибнет за убийство бывшего правителя. Сначала все представители стояли в замешательстве. Потом один, а затем и второй, и третий, и вот уже все главы великих домов и их скромные слуги за спиной склонили колено.
Всё было кончено, Асатесса стала новой правительницей Серных гор.
Роксана наносила удар за ударом. Олетта представить себе не могла, что такая маленькая девушка может так сильно и неистово атаковать. Град ударов сыпался один за другим, не оставляя пространства для манёвра или контратаки.
— Хватит, — повелел Абдигааш, и бой остановился. — Я думаю не секрет, что ты — Олетта, проиграла этот бой.
— Да, — согласилась Олетта.
— А почему? — задал вопрос Абдигааш.
— Я слишком медленно двигаюсь, — высказала догадку Олетта.
— Пустяки, — махнул рукой Абдигааш. — Если бы в бою важна была только скорость, то на поле брани не выходили бы люди выше двух аршин и толще щепки.
— И имею мало опыта, — вынесла ещё одно предположение Олетта.
— Это ближе, — согласился Абдигааш. — Но не всё. Вопрос состоит в живости твоего ума и в отсутствии косности в твоих воззрениях. Многие опытные воины погибали от рук новичков, потому что привыкали полагаться на силу, ловкость или скорость. Но бой — он как маленькая жизнь. Ты можешь быть бесконечно сильным, ловким и быстрым, но какой в этом прок, если ты прозевал удар. Скажи Олетта, что ты видишь, смотря на Роксану?
— Ну не знаю, — Олетта осмотрела Роксану с ног до головы. — Светлые волосы, яркая рубаха, мужские штаны, небольшой рост и ножны на поясе.
— Вот главная твоя ошибка, — поднял палец вверх Абдигааш. — Многие люди видят либо слишком мало — только лишь врага или бандита перед собой, либо слишком много — цвет волос, глаз, одежды. Ты должна анализировать врага: маленький рост и хилое сложение — будет атаковать быстро, но не способна на тяжёлые удары, короткий меч на поясе — может поразить тебя с пары шагов, не более. Может конечно бросить меч, но лишь один раз, увернёшься — считай победила. Видя хотя бы это, ты могла сделать необходимые выводы, как то: не подпускать её ближе чем на длину своей руки, использовать более активно свой превосходящий вес для создания неудобных условий борьбы противнику.
— Не такой он уж и превосходящий, — в шутку заметила Олетта.
Роксана заулыбалась.
— И всё же он больше, чем у твоего противника, — подытожил Абдигааш.
Прошло несколько дней с тех пор, как Олег покинул родных. Анна сидела на лавке рядом с печкой старой Карги и болтала ногами. Ведунья осторожно перебирала сушенные травы, ища в них нужные себе.
— А зачем заходил князь? — вдруг спросила Анна.
Старуха крякнула от неожиданности и уронила пучок сушенной травы. Кряхтя, она подняла его с пола и положила на место.
— Да, так, малютка, хотел меня на войну звать, — ответила ведунья.
— А что не пошла? — с той же детской беспечностью спросила Анна.
— Стара я слишком, — посетовала Карга.
— А что старики на войну не ходят?
— Кто хочет — ходит, кто не хочет — жалуется на больные кости.
— Но ты не на кости жаловалась, — заметила Анна.
— А ты всё слышала? — зыркнула на неё ведунья.
— Я не знаю, — пожала плечами Анна. — Но многое.
— Если будешь когда-нибудь ведуньей, — ответила Карга. — Ты поймёшь, что есть вещи, в которые нам лучше не ввязываться. Не знающие наших секретов очень часто оказываются алчными и самонадеянными людьми, и если мы помогаем им за пределами нашей совести, то не делаем ничего хорошего для них, себя и честных людей.
— Может пойму, — ответила Анна. — Если буду ведуньей, а буду, если ты меня научишь.
— А ты хочешь? — улыбнулась Карга.
— Я слишком маленькая, чтоб знать чего хочу, так мама говорит, — поделилась мудростью Анна.
Карга расхохоталась.
— У твоей мамы ум ведуньи, жалко, что я не приметила её, когда она была в твоём возрасте.
Человек с обожженной спиной вышел к морю. Сев перед ним на колени, он долго всматривался вдаль. За ним остались несколько тысяч вёрст пути, перед ним лежала синяя бесконечная бездна. Раньше он боялся большой воды, потому как не умел плавать, но теперь… Почему-то у него появилась полная уверенность, что он переплывёт море, а если потонет — пойдёт по дну.
Человек сбросил последнюю одежду и поплыл…
***
Ночью Бараю не спалось. Он вышел посмотреть на луну. Степь шумела под натиском ветра, где-то вдали доносилось уханье совы. На плечо Хану сел ворон.
— А-а-а, старый друг, — погладил он по голове птицу.
Птица спорхнула с плеча и обратилась перед Бараем в человека. Тот был одет в длинный пурпурный плащ с капюшоном, скрывавший тело с головы до пят, старые морщинистые руки с выпиравшими венами держали посох из слоновой кости, изображавший змею, которая была составлена из переходящих из одного в другого фигурок зверей.
— Я приветствую будущего Великого Хана, Властителя орды, что будет править миллион лет, — прошелестела фигура.
— И я приветствую тебя, о мудрейший из моих советников, — ответил Барай. — Почему ты оставил меня так надолго?
— Как-то ты пожелал быть Великим Ханом и иметь вечную жизнь, — напомнил советник Барая. — Исполнение этого желания не из лёгких. Я искал Вам союзников. Договаривался с демонами. Был на аудиенции у Королей Проклятых Дюн.
— Что сказали короли? — взволновался Барай.
— Короли послали печать, — успокоил Ворон. — Когда орда вступит в схватку с северными племенами, независимо от исхода будет достаточно убитых, чтобы поднятая на том месте армия нежити стала легендарной.
— Я не смогу управлять армией нежити, не будучи сам бессмертным, — заметил Барай.
— Я помню это, и вот что я тебе скажу, о великий предводитель, — спокойно отвечал советник. — Завтра на рассвете выбери самых смышленых и сильных своих сродников, чтобы взять с собой, остальным сообщи, что не пойдёшь на войну под командованием Улюкая, что ты хочешь большего. Отдай правление одному из своих и скажи, чтобы он повёл войско на войну с северными племенами.
— Но это измена Великому Хану, — ответил Барай. — Меня казнят за такое неповиновение.