тайно проникнуть в Шатле. Более того, никому и никогда не удавалось тайно его покинуть.

Я осматриваюсь в поисках хоть каких-то зацепок. Табличка на углу улицы гласит: «La Vallée de Misère». Долина скорби. Подходящее название для улицы. В темноте ясно слышится звон Самаритянки – огромных башенных часов, отбивающих время.

Думай, Нина.

У входа в Шатле – двое часовых, еще двое – на башнях. Они сменяются строго по часам, так что кто-то постоянно несет вахту. Войти внутрь невозможно. Вообще-то к башне даже близко не подойти, ведь она находится вплотную к жандармерии, откуда регулярно выходят жандармы для патрулирования окрестных улиц. Как можно незаметно пробраться мимо такого количества охраны? Но даже если окажусь внутри, как выбраться потом наружу, да к тому же с еще одним человеком? Это невозможно.

– Как часто жандармы совершают обход улиц? – спрашиваю я у Призраков.

– Они кружатся беспрерывно, и в темноте, и при свете дня.

Я качаю головой, услышав характерный для Призраков ответ. Правильно разговаривать с Призраками – отдельное умение.

– Сколько кругов между ударами часов?

– Четыре захода, – отвечают они.

– Это значит, каждые пятнадцать минут, – перевожу я для Этти.

Недостаточно времени для того, чтобы проскользнуть мимо них с улицы. Или чтобы незаметно вскарабкаться на башню Шатле.

Закрываю глаза и слушаю голос города. Улавливаю его пульс: в нем бьются годы войны, смерть и страдания. Здесь располагается все худшее, что есть в человечестве. Улицы умыты кровью, грязью и болью.

Поднимаю голову и принюхиваюсь: гниль, смерть и отбросы. Я ухмыляюсь.

– Кажется, у меня есть план.

Я подаю знак Призракам, и мы вместе двигаемся вперед, держась в тени, избегая бледного света уличных фонарей.

– Один остается здесь на страже, – приказываю я, когда мы останавливаемся.

Гаврош удивлен. Он настойчиво указывает на темную башню. Я знаю, что Орсо там, но мы не пойдем бодрым шагом прямо в освещенный двор, полный несущих вахту жандармов. Мы пойдем длинным окольным путем.

Сначала я приказываю Призракам оставить Сен-Жюста в темном переулке и опять связать ему ноги. Он что-то рычит мне сквозь кляп, а я в ответ еле заметно улыбаюсь.

– Это совсем ненадолго. Я скоро вернусь, обещаю, – говорю я через плечо, когда мы без всякого смущения оставляем его там одного. Он будет только мешаться под ногами, а мы не можем себе позволить, чтобы он задерживал нас всех.

Прижимаясь к стенам домов, мы устремляемся по Рю де Жоэльри, обходим Шатле справа, двигаясь к источнику запаха: он исходит от многочисленных скотобоен, поставляющих мясо мясникам в городе и ужасный запах гниения и застарелой крови району вокруг Шатле.

– Еще один остается здесь, – командую я.

Призраки кивают и беспрекословно подчиняются. Они хорошо умеют слушаться приказов, и я с удовлетворением смотрю, как они растворяются в темноте. У меня слегка кружится голова от нетерпеливого ожидания. Справлюсь ли я? Смотрю на Этти. Она забилась в темный угол. Если я не попытаюсь это сделать, он заберет ее.

Исчезаю в тени домов вместе с Этти и двумя оставшимися призраками.

Вдалеке слышится тихое уханье совы – Главный сигнал. Я прижимаюсь к стене, притягиваю к себе Этти и зажимаю ей рот рукой.

Появляются двое жандармов. Один, с фонарем в руке, идет немного впереди. По покрою его мундира и отсутствию знаков отличия мне ясно, что он сопровождает старшего по званию; у того на мундире красуется целый ряд медалей, а также лента, выдающая в нем инспектора. Вероятно, они направляются в жандармерию.

Я исподтишка разглядываю их. У инспектора стройная фигура. При этом большинство жандармов на темной улице шли бы быстрым шагом, не желая вглядываться в тени и боясь того, что может посмотреть из темноты им в глаза. Но этот офицер ступает не торопясь, всматриваясь в каждый уголок. Когда он оказывается неподалеку, в свете фонаря я различаю, что «он» – это вообще-то женщина. Ее лицо кажется белым в свете лампы, рыжие волосы собраны на затылке в длинный хвост. Женщины-жандармы – большая редкость. Они бывают только в Отделе безопасности. А из Отдела безопасности хороших вестей не жди.

Она проходит дальше. Я молча смотрю ей в спину до тех пор, пока она полностью не исчезает в темноте.

Считаю до десяти, а потом тихим свистом подзываю к себе одного из Призраков. Перехожу на другую сторону улицы. К Шатле сзади примыкает постройка размером поменьше. Она не освещена, к ней не приставлена охрана, и все же в ней – одно из излюбленных зрелищ в Париже. Днем богатые и бедные часами стоят, прижав сальные лица к стеклу в надежде рассмотреть получше. Ночью же никто не сторожит то, что находится внутри, потому что никто не осмелился бы совершить кражу из такого места.

– Мне нужно, чтобы двое из вас понесли это, – говорю я.

Они переводят взгляд с меня на темный вход.

– Это для вашего Отца, – добавляю я и в два счета справляюсь с хлипкими замками на двери.

При других обстоятельствах я позволила бы Этти потренироваться с замками. Но меня напугала встреча с инспектором. Хочу с этим покончить. Мы толкаем дверь, и в нос ударяет смрад разлагающейся плоти. Стараюсь дышать ртом. Этти рядом со мной брезгливо натягивает платок на нос и пытается побороть тошноту. Мне следовало ее предупредить.

Помещение представляет собой одну огромную комнату с большим грязным окном в передней стене. Все пространство занято большими деревянными столами, между которыми оставлены лишь узкие проходы. У них есть бортики по краям – чтобы то, что на них лежит, случайно не соскользнуло на пол, и небольшой наклон – чтобы зевакам было лучше видно. На каждом столе лежит по телу.

Мужчины, женщины и дети разных национальностей и происхождения обретают равенство на столах городского морга. Некоторые тела выглядят целыми: бледные, наводящие ужас, с широко распахнутыми и глядящими в пустоту глазами. Другие, выловленные из Сены, – обычно бывают с перерезанным горлом и отсутствующими конечностями. Тяжелее всего смотреть на младенцев – маленькие сморщенные комочки, кожа да кости. Зеваки покупают кульки орешков и, выстраиваясь у окна, начинают с ужасом и восторгом спрашивать себя: «Что могло случиться с этими беднягами?». Парижский люд приходит сюда поглазеть на мертвецов за несколько су.

– Мне нужен самый свежий, – говорю я в темноту, и рядом со мной Призраки приходят в движение.

11. Мертвый барон

Надо мной темнеет громада Шатле, напоминая о том, что в нее невозможно пробраться. Разминаю пальцы, которые обмотала тряпками, и стараюсь успокоиться. Я Черная Кошка гильдии Воров, и сейчас