прорезает громкий крик. Призраки начинают завывать. Часовые на башне сбиты с толку; половина бежит к краю площадки, чтобы понять, из-за чего эти крики, и за их спинами я успеваю незаметно проскользнуть в уборную. Разматываю веревку, найденную в одной из каморок для стражи, и привязываю ее к страшному на вид крюку, а затем зацепляю все эту конструкцию за каменный выступ сиденья. После этого, схватив конец веревки, одним быстрым движением ныряю в дыру, устремляясь вниз головой прямо в выгребную яму. Веревка натягивается, и мое падение останавливается; мне приходится напрячь все мышцы. Вонь снова бьет мне в нос, в глазах начинает щипать. Спускаюсь еще на несколько дюймов и осторожно ступаю в мерзкую жижу. Дергаю за веревку до тех пор, пока крюк не слетает со своего места и не падает вниз вслед за мной. Потом делаю глубокий вдох и ложусь в вонючую грязь так, чтобы она полностью меня закрыла. Изо всех сил сдерживаю рвоту, стараюсь даже не шевелиться и не думать о том, что происходит вокруг. Я уже и так погрузилась в эту жижу; чуть больше, чуть меньше – уже неважно. Где-то снаружи кричат люди, хлопают двери, призраки завывают все громче, кто-то их ругает… Я закрываю глаза на своем мягком отвратительном ложе и жду.

Через несколько минут начинается движение рядом со мной: открывается дверца в выгребную яму. Появляются люди, которых совершенно не заботит царящий вокруг хаос: мечущиеся туда-сюда жандармы, завывающие Призраки… У них есть своя работа, неизменная на протяжении столетий, и они выполняют ее, несмотря ни на что. Они распахивают дверцу, запуская внутрь прекрасный ночной воздух, а потом возвращаются к тележке за лопатами. Я поднимаюсь, невидимая в своей маскировке, и выскакиваю в открытую дверь. Они возвращаются в выгребную яму, вооружившись лопатами, и когда поворачиваются ко мне спинами, я пробираюсь в их большую тележку и сажусь на корточки среди вонючих куч. Наклоняюсь вперед и украдкой посматриваю между деревянных досок в сторону освещенной жандармерии, где Призраки вместе с Этти собрались вокруг лежащего на земле тела. Этти громко кричит. Рядом стоят жандармы, стараясь успокоить Призраков, истошно вопящих: «Убийство, убийство!» Стройная дама-инспектор тоже тут, в самой гуще событий, раздает приказы и пытается взять ситуацию под контроль – вижу, как ее рыжие волосы блестят в свете фонарей.

Она наклоняется над телом.

– Эта жертва мертва уже много часов, – говорит она, выпрямляясь. Нахмурившись, внимательно рассматривает Призраков. Потом поднимает глаза на башню.

– Что-то здесь не так. Проверьте заключенных, – командует она.

У меня внутри все сжимается.

– Но… инспектор Жавер… – возражает один из жандармов.

– Сейчас же! – рявкает она, и мужчины бегут исполнять ее приказ, исчезая за стенами Шатле.

– Заключенные сбежали, заключенные сбежали! – истошно вопит часовой, появившийся с противоположной стороны, и в это же время начинает тревожно звонить колокол.

Жавер резко оборачивается.

– Докладывай!

– Инспектор Жавер, заключенные шастают по всей тюрьме. Мы в полной растерянности. Теперь это только вопрос времени…

– Жандармы! Готовьте лошадей. Ни один узник не должен выйти из этих ворот.

Жандармы еще не успели собраться, как из тюрьмы выбежала горстка часовых в голубых мундирах, а за ними – толпа преступников в арестантских робах; в их глазах – безумная надежда.

Шатле изверг из себя так много заключенных, что жандармам на лошадях приходится крепко держаться, чтобы их не смела волна людей, затопивших двор и напугавших животных.

Слышится звук выстрела и острый запах картечи. Жандармы должны выбирать, кого остановить, и на каждого заключенного, которого им удается схватить, приходится десяток тех, кому удается сбежать; кажется, жандармов сейчас просто затопчут. Две лошади встают на дыбы и взбрыкивают, сбрасывая с себя наездников, а потом в страхе принимаются бегать по кругу. В этой неразберихе все забыли о Призраках и мертвом теле. Как им и было велено, они быстро и бесшумно исчезают в ночной тьме, забрав с собой Этти. Среди всей этой неразберихи замечаю, что два жандарма в голубых мундирах ловят лошадей, потерявших всадников, и садятся верхом. Я знаю, что это не те часовые, которых кони сбросили от испуга.

Заключенные подбегают к воротам и, сломав их, наводняют ближайшие улицы и переулки. Жавер, срывая голос, командует конным жандармам скакать за ними. Жандармы с опаской выводят коней из толпы во дворе и пускаются вслед за беглецами. Она приказала им уходить, вот они и уходят – только двое из них не перестанут скакать до тех пор, пока не окажутся далеко от тюрьмы и жандармерии. Но и тогда еще они не будут в безопасности: жандармы могут осознать, что эти двое – не из их числа. Я боюсь за Мертвого барона и его нового союзника. Я должна увеличить их шансы на успешный побег. Нужен отвлекающий маневр.

Тележка с нечистотами, теперь уже полностью нагруженная, начинает двигаться к реке. Рабочие повезут свой ценный груз в специальное хранилище на юге города, где и оставят его сохнуть вместе с использованным хмелем из пивоварен, а затем будут продавать как удобрение фермерам, живущим за городскими стенами. Жду, пока тележка окажется на мосту, там спрыгиваю и качусь вниз, до дороги. Пробираюсь к тому переулку, где мы оставили Сен-Жюста, и появляюсь перед ним из ночной тьмы. Достаю кинжал, поднимаю руку и вижу, как расширяются от ужаса его глаза. Одним взмахом лезвия разрубаю веревки у него на руках, потом на ногах.

– Некогда объяснять. Просто делай то, что я скажу, и тогда мы все выберемся из этой передряги, – приказываю я, вынимая у него изо рта кляп.

Он делает глубокий вдох, радуясь свободе.

– Надевай, быстро! – Я бросаю ему одежду.

Он колеблется – не уверен, что мне можно доверять. За нашими спинами продолжают греметь неразборчивые голоса. Я мило ему улыбаюсь. Нахмурившись, он забирает одежду и надевает рубаху через голову. Его руки застревают в рукавах, ведь я завязала на концах узлы, чтобы он не сумел на меня наброситься.

А потом я кричу, звонко, так, что мой крик пронзает ночной мрак:

– Сбежавший преступник! Сбежавший преступник! – визжу я и немного отступаю.

Он только что натянул арестантскую робу на голову и старается справиться с рукавами, чтобы спасти меня от некоего сбежавшего преступника. Но затекшие конечности не слушаются его, и он падает на землю.

Я наклоняюсь над ним.

– Прости, Сен-Жюст, я уверена, что они не станут держать тебя тут долго.

Одно удовольствие видеть, как на его лице отражается полнейшее замешательство. Темноту ночи прорезают громкие крики и стук сапог по булыжной мостовой. Разворачиваюсь, бегу на звуки